— Убью урода! — отпустив тазер, Еремей кинулся вперед. С другой стороны на врага уже прыгали собаки, вцепляясь клыками в руки и ноги, мешая ему двигаться.
Привратник пнул псину, другую, стал падать. Варнак уже выдернул наручники, уже прыгнул на мерзавца сверху, готовый прижать к траве и застегнуть первый браслет — когда ему в грудь буквально с полуметра ударила бетонная урна. На миг в глазах потемнело, но Еремей почти сразу пришел в себя… Еле ползающий, не способный дышать из-за невероятной боли. Рядом разлетались в стороны собаки — на десятки метров, попадая даже в стену и окна девятиэтажки. Привратник не жалел на них сил. Но, крутясь и отбиваясь, он не смог прикрыться от главной опасности: «деловая» ипостась Гекаты подбежала и с трех метров уверенно всадила сдвоенные иглы ему в тело. Нуар захрипел, весь выгнувшись, задрожал и рухнул на спину, выгибаясь дугой.
— Вот так-то, страж богов, — усмехнулась Геката, доставая наручники. — Нашлись и на тебя надежные методы.
— А-а-а! — вдруг подскочила сбоку Дамира и попыталась оттолкнуть ее в сторону. — Не тронь его!
— А ты куда лезешь, жалкая рабыня? — презрительно скривилась богиня, уронила наручники обратно в карман и звонко, с размаху, хлестнула ученую ладонью по лицу, отбрасывая в сторону.
Дамира согнулась, вскрикнув от боли, но тут же выпрямилась, кинулась в новую атаку, норовя вцепиться пальцами в волосы. В этот раз Геката встретила ее не публично-позорным, а хорошо отработанным ударом костяшками в горло, от которого теряют сознание даже крепкие мужчины, не то что хрупкие преподавательницы истории. Дамира рухнула, а богиня снова извлекла наручники, склонилась над жертвой и… И треск тазера вдруг прекратился. Батарея разрядилась.
Нуар облегченно перевел дух и даже сел.
— Вот, проклятье… — разочарованно сморщилась Геката.
Страж богов сцапал ее за горло, разбил голову об угол ближней скамьи, поднялся, поднял распластанную на асфальте спутницу и понес обратно по проезду.
В «Хаммере» приоткрылась дверца, выпуская одетую в алые туфли на тонкой шпильке и облегающее платье того же цвета «толстушку». Цокая набойками, она добрела до места стычки, огляделась. Вокруг, куда хватало глаз, лежали изуродованные собачьи туши, вся стена дома была заляпана кровавыми пятнами, несколько окон разбито. Из одного уже выглядывал ничего не понимающий пузан в синей выцветшей майке. У подъезда корчилась одна ее ипостась, не в силах встать на неестественно вывернутых ногах, вторая истекала кровью у скамьи, за которой хрипел и дергался грязный и сопливый челеби.