«Нет, не только ради хлеба насущного, — написала в ответ Хироко. — Мужчины не принимают женщин, подобных мне, всерьез. Мы им нужны только для забавы, для развлечения. К тому же некоторые норовят побаловаться бесплатно: мол, они же неполноценные, немые — пусть скажут спасибо, что на них обратили внимание… Но я этого не признаю. Пусть я достойна презрения, но за удовольствие надо платить. А вообще-то все, в том числе и мы, немые, смертны и, понимая это, хотим, насколько возможно, успеть насладиться жизнью. Вот почему я с удовольствием провожу время в китайской харчевне».
Прочитав объяснение, Котаки подумал: Хироко и ее подружки, по-видимому, уловили дух времени — свободу в интимных отношениях — и посчитали, что имеют право, как и обычные женщины, пользоваться этой свободой…
В воскресенье во второй половине дня Котаки приехал в Окамото, где снимал в частном пансионе комнату для своего сына Ёсио. Хозяйкой пансиона была его знакомая, вдова, — она, как и сам Котаки, служила агентом страховой компании.
Занявшись поисками убийцы, Котаки стал интересоваться и теми сторонами жизни Ёсио, которые прежде его не занимали. С этой целью он и прибыл в Окамото. Безусловно, полиция провела доскональное расследование, но она исходила из версии ограбления и оставила в стороне личную жизнь Ёсио. Котаки решил исправить эту ошибку.
Муж хозяйки пансиона служил в муниципалитете города Кобе. Не достигнув сорока лет, он скончался от рака желудка, а жена поступила на службу в страховую компанию. Это произошло три года тому назад, и первое время Котаки помогал ей осваивать специальность страхового агента.
— Это правда, что вы оставили работу? — спросила она, наливая Котаки чаю.
Потом она начала рассказывать о трудностях избранной профессии, о своих успехах за минувший месяц, о том, что кое-где еще есть совершенно не охваченные страховкой семьи…
Котаки, рассеянно прислушиваясь к ней, вспоминал, что подобные разговоры всегда возникали в любой компании его прежних сослуживцев. Все они смахивали на больных, которые не находили иных тем для разговора, кроме как свои болезни.
Котаки время от времени молча кивал, прихлебывая жиденький чай, и поглядывал в окно, откуда открывался чудесный вид на горную цепь Рокко.
— Прошу прощения, что надоедаю вам вопросами, — прервал ее наконец Котаки. — Я все насчет Ёсио…
— От всего сердца сочувствую вам… И все же не надо падать духом. Понимаю, вы лишились единственного сына, но теперь уж ничего не поделаешь.
— Вы говорили, что у Ёсио не было друзей и никто не приходил к нему… Вспомните, может быть, кто-то приходил?