- В самом деле? – Люсмия не отставала от князя. – Много лет назад оборотень спас мне жизнь!
Валькен резко остановился, пропуская вперед своих воинов.
- Ты выдумываешь. Такого не может быть…
- Так было! Ты не веришь мне?
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, словно забыли об остальных, а Сильфарин не сводил напряженного взгляда с лица князя. До тех пор, пока тот не вздохнул:
- Хорошо. Чего ты хочешь от меня, Люсмия?
- Отзови охотников. Оставь лишь несколько воинов для безопасности и просто позволь оборотням сказать то, что они хотят. – Княжна повернулась к Сильфарину и снова проницательно прищурилась. – Я думаю, им есть что сказать нашим гостям… Ведь это из-за них они пришли.
Проследив направление взгляда кузины, князь Реаглинский хмуро сдвинул брови.
- Что может объединять тебя и этих волков, юноша? – Голос прозвучал резко и громко.
- Идем со мной, князь, и сам узнаешь, - немного насмешливо улыбнулся Сильфарин.
Валькен выпрямился. Ледяная и твёрдая уверенность промелькнула в его глазах.
- Ты – человек!
- Я этого не скрываю, как видишь. – Сильфарин провел пальцем по подбородку, будто стряхивая в кожи пух. И как ни в чем не бывало поднял брови: – Ну что, идём?
Подумав, господин Реаглина всё-таки кивнул, крепко стиснув руку Люсмии.
- Идём. Мои воины не нападут первыми, но я не буду отзывать их, и если оборотни посмеют…
- Хватит, Валькен, - холодно отрезала Люсмия. – Давайте поторопимся.
Сильфарин подошёл к княжне с другой стороны и с осторожным интересом спросил:
- Как так вышло, что оборотень спас тебя? И… от кого?
Она ответила не сразу, вглядываясь в окутанный мраком лесной чертог, среди черноты которого мелькали огни рельмийских факелов и крохотные маячки ночных светляков. Но всё же – ответила.
- От людей. Это было почти сразу после смерти моих родителей и… Не хочу вспоминать о том дне.
- Прости. – Сильфарин сдержал шаг, пропуская вперёд Люсмию и князя, и оказался как раз между Норахом и Шагхарой.
Своны расправили свои мощные крылья, и сын Рунна впустил в душу знакомое ощущение защищённости – тёплое ощущение, пришедшее из детства, из первых дней заточения в Галь-та-Хуре. Порой так приятно почувствовать себя – хоть на мгновение – слабым, в чём-то беспомощным. Опереться на сильное плечо… Но – нельзя. И Сильфарин бодро встряхнулся.
Вскоре они уже достигли места «встречи».
Над тёмно-бурой гладью лесного болота, уже схваченной зимней стужей, стлался туман, застревая мохнатыми клочьями на замёрзших стеблях морошки. Кое-где, между кочек, лежал снег, и сквозь него пробивались острыми пёрышками обломанные побеги мёртвых трав да кривые коряги. Ночной ветер, срываясь лёгким вздохом с губ чёрного неба и опускаясь в колыбель леса, позёмкой заметал волчьи следы… Рельмы с факелами выстроились полукругом по берегу опасной топи и мрачно, настороженно смотрели на двух оборотней, один из которых когтистой лапой всё ещё прижимал к земле несчастную Терию. Завидев Сильфарина и его спутников, этот волк сверкнул стальными глазами, отпустил девушку и принял вумианоподобный, а лучше сказать, человеческий облик.