Я тогда подумал, как это такой большой начальник, у которого столько тысяч людей в подчинении, помнит меня, простого лейтенанта. Потом-то я понял, что это И. И. Масленников и начальник погранотряда порекомендовали меня.
Начальником 48-го погранотряда был Гротов, сравнительно молодой, образованный, к тому же неплохой оратор.
Однажды, когда мы были в Термезе, он возвращался из отпуска, заглянул в нашу школу и зашел ко мне на занятия. Я проводил политзанятия, а потом пригласил его к себе на обед. У нас там рядом была халупа — цементный пол, метров 10 квадратных. Мы называли ее кибиткой. Бытовые условия в то время были у всех сложные.
Гротов от приглашения не отказался. Сказал: «С удовольствием!» А ведь начальник отряда, ромб носил — генерал, это старший начсостав.
Я не предупредил о нашем приходе жену. Но я ее приучил, как только поженились, к неожиданностям — то одного, то другого кого-то приведу, она быстренько, раз-раз, стол накрыла. Борщ был, картошка (картошка там была дефицитом). Пообедали. Был какой-то праздник, уже не помню, какой. И Гротов, когда начали обедать, сказал: «Эх, к этому бы борщу рюмочку водочки!» А я водки тогда практически не пил.
На границе вообще тогда водку не пили. Такое правило было. Нигде водка не продавалась. Ее привозил только кто-нибудь из отпуска. Да и то секретно, и только одну бутылку. Потом приглашал к себе самых-самых доверенных друзей и товарищей, и по рюмочке. Я понял, что Гротов может даже выйти за рамки субординации. И как-то он ко мне очень хорошо отнесся, запросто, и мне он очень понравился по сравнению с другими. Вот Одинцов был в 47-м отряде, старый чекист, его потом в Москву перевели начальником очень крупного райотдела, так к нему было не подступиться.
А Гротов был простым человеком и пошел по первому приглашению пообедать с нами. Правда, когда мы приехали в Сарай-Комар, я к нему не пошел, считая, что нужды нет. Но было совещание начальников застав, и нас, командно-политический состав мангруппы, тоже туда пригласили. На совещании Гротов меня узнал, подошел, пожал руку. Все были удивлены: «Так он знает тебя?!» Я кое-кому признался потом, что знает, — рассказывал, что познакомился с ним в Термезе, но что обедали вместе, не рассказывал.
После того как Бабкевич со мной переговорил, руководство меня как будто бы упустило из поля зрения. Но ближе к осени 1929 года меня назначили инструктором отдельной Сурхандарьинской погранкомендатуры, где я и моя мангруппа уже бывали. Это единственное подразделение пограничников на участке Узбекистана. Оно охраняло там границу в 50 километров. Потом, когда я уже работал в Калай-и-Хумбе, на этом участке был создан отдельный отряд.