Становлюсь у него за спиной, смотрю сверху вниз на макушку. По краю лысины кайма седых волос.
Сжимаю нож, делаю глубокий вдох. Нож рассекает воздух и замирает у его горла.
— Не двигаться! — предупреждаю я.
— Твою мать! — пугается он, но не двигается.
— Это охотничий нож, он у яремной вены. Не шевелись, не то рассеку — умрешь через минуту. Ты меня понял?
— Да, понял, — говорит он с неожиданным хладнокровием, как будто маньяк с ножом, появляющийся во время телепередачи, — явление для него неприятное, но вполне обыденное.
— Поставь пиво, — командую я.
— Чего тебе надо? — спрашивает он.
— Пиво поставь.
Он ставит банку на столик рядом с креслом.
— Чего надо? — снова спрашивает он.
По-прежнему держу нож у яремной вены, другой рукой достаю наручники и бросаю ему на колени.
— Надень. Очень медленно, — приказываю я.
— Нет уж. Ты меня убьешь.
— Никого убивать я не собираюсь. Скоро уйду, будешь смотреть дальше. Обещаю: сделаешь, как говорю, будешь цел и невредим.
— Гм, прямо не знаю, — говорит он.
— Я что, похожа на убийцу?
— Понятия не имею.
— Делай, что говорю!
Он втискивает запястья в наручники.
— Никогда таких не носил, — ворчит он.
Руки у него сцеплены, я выхожу из-за кресла. Вид маски его сильно пугает. Пока он приходит в себя, проверяю, надежно ли защелкнуты наручники. Надежно. Хорошо.
Он совсем не такой, как я себе представляла. Лет шестьдесят пять, может быть, семьдесят, в клетчатой рубашке и темно-синих джинсах. По всему видно, что работал не в офисе — синий воротничок. Глаза зеленые, проницательные, добрые. Тяжело было бы убить такого человека.
— Почему бы тебе не сесть? — предлагает он.
— И в самом деле.
Выключаю телевизор, сажусь в кресло-качалку напротив него. Кресло-качалка. Будто только вчера в Сантьяго-де-Куба я наблюдала за маленьким торжествующим Рики, сидевшим в кресле-качалке дяди Артуро. Рики выигрывал, мама смеялась, папа подмигивал, Лиззи разревелась. Годы ушли как игральные карты. Исчезла Куба, я в стране, о которой можно было только мечтать, в Америке, в безымянном местечке в пригороде горного городка в Колорадо, напротив меня пожилой мужчина, папа умер, Рики — голубой, у мамы вот-вот вовсю разыграется болезнь Альцгеймера, а сама я не говорила с Лиззи, Эсми или дядей Артуро уже лет десять.
— Ну, — говорит он. — Чем могу?
— Простите?
— Чем могу быть полезен?
— Я по объявлению, в газете.
— Какому объявлению?
— Насчет оружия.
— По акценту слышу, вы не из наших мест.
— Верно.
В глазах у него мелькают искорки.
— Что ж, должен вам заметить, мадам, вот так — с ножом да наручниками — не лучший способ отзываться на объявление в газете.