— Все будет хорошо, — успокоила его я.
Он кивнул и попытался мне поверить. Обернулся, посмотрел на меня:
— Ну а ты как? Ничего?
Об этом я как-то не подумала.
Хотелось броситься на землю, обварить себе все тело, вывернуть его наизнанку. Рэй прикасался к моим волосам, трогал кожу между грудями, ноги.
— Не знаю… Наверно.
— Он… он не успел?..
— Нет.
Он кивнул и уставился на желтый песок, шевелившийся у его кроссовок.
— Сочувствую, — сказал он.
— Ничего. Главное — мы живы, руки-ноги-головы на месте, — утешила я.
Это строка из одного стихотворения Гектора. Мы живы, руки-ноги-головы на месте и не в подземельях ГУР. ГУР — это наш кубинский кошмар, Главное управление разведки.
Франсиско нахмурился и промолчал. События этого утра выбили его из колеи, но это, честно говоря, не имело никакого значения. Важно было состояние Педро: только он знал дорогу.
Я подошла к нему. Его только что перестало рвать, он никак не мог справиться с сигаретой. Закрыв ладонями огонь, я помогла ему прикурить.
Он затянулся, кашлянул и снова затянулся.
— Ну, Педро, расскажи мне, как ты собирался действовать? Каков был изначальный план?
Но ему было не до ответа.
Терпеливая, как команданте революции, святой Че, я позволила ему несколько раз затянуться и снова задала свой вопрос.
— Я… я должен был провезти вас через Нью-Мексико. Доехать до Двадцать пятой автострады и остановиться, как обычно, в мотеле «Тринидад», в Колорадо.
— Сколько времени должно было уйти на дорогу?
— Не знаю, часов десять.
Смогу я отложить нервный срыв еще на десять часов? Придется. Я взяла у него из рук ключи, раскурила ему очередную сигарету, открыла водительскую дверцу «лендровера», потянулась через сиденье и включила зажигание.
— Ты что делаешь? — спросил Педро.
— Десять часов, hermano, брат. Надо пошевеливаться.
Старая Гавана
Слезы. Слезы на восходе луны. Слезы под беззвездным небом. Слезы текли по моим бледным щекам, а убийца между тем убирал со столов в ресторане грязную посуду.
Потягивая мохито, я смотрела на помощника официанта. Если я когда и видела виновного, то — вот он. Гектор прав. Малышка мертва.
Я утерла лицо салфеткой для коктейля и покачала стакан. Лед начал подтаивать.
Вечер был, как сказала бы моя мама, душный. Для нее любой вечер — душный. Считается, что ее предки приехали на Кубу из знаменитой своим мягким климатом испанской провинции Галисия, так что здесь ей судьбой положено страдать от жары.
— Ты что там делаешь? — раздался в наушнике голос Гектора, звучный, грубый; он говорил с напускной серьезностью, как человек из провинции, приложивший немало усилий, чтобы избавиться от акцента, который у него тем не менее был заметен. — Ну, Меркадо, не сидеть же нам так весь вечер! — добавил Гектор. Некоторые гласные он произносил, как жители Сантьяго, но в целом подобный акцент характерен скорее для кастильского испанского, чем для какого-либо иного диалекта. Я знала, он смотрит много нелегально ввезенных американских и европейских ди-ви-ди, может быть, это он оттуда набрался.