— Так она убила ребенка, а ты спрятал тело? — уточнила я на всякий случай, придвигая телефон к нему поближе.
— Да, да, да! — не очень внятно отозвался он.
Что ж, с задачей я справилась. Повернулась на крутящемся стуле, чтобы дать сигнал ребятам на углу. Подняла два пальца вверх, и почти тотчас двое в форме вышли из машины, на которую я до сих пор не обращала внимания.
Парень-попрошайка исчез.
Фелипе смотрел, как полицейские перелезают через ограду вокруг патио. В глазах у него плескалось отчаяние, они бегали по сторонам. Вдруг он схватил за спинку тяжелый металлический стул.
Черт!
Перед моим мысленным взором пронеслась картина дальнейшего развития событий: перевернутые столы, Фелипе поднимает стул и ударяет меня по голове, расплющенная глазница, выбитые зубы, кровь во рту, я судорожно лезу в сумочку за пистолетом, еще один взмах стула, откатываюсь в сторону, пистолет уже в руке, спуск — две пули у него в животе.
После такого обычно не выживают.
— Даже и думать не смей, — решительно проговорила я.
Он выпустил стул.
— Пожалуйста, — залепетал он, пытаясь схватить меня за руку, но я руку отдернула, и он сжал в кулаке воздух.
Наконец один из полицейских в форме кладет руку ему на плечо. Фелипе отшатывается.
— Знаете, где я был, когда она позвонила? — спросил он.
— Где?
— В соборе.
Я удивленно подняла бровь.
— Да. Да. Это правда. Я был в соборе. — Он указал на здание у меня за спиной.
— Просил о прощении?
— Нет-нет. Нет. Вы все неправильно поняли. Перед моим уходом ребенок был жив. Это она. Она убила. Утопила ребенка.
Полицейские воззрились на меня, как бы спрашивая: «Попробует удрать?» Я пожала плечами. Теперь пусть сами с ним разбираются.
— Пошли, — сказал один из них, пристегивая Фелипе к себе наручниками.
С удивительной оперативностью на площади появилась старая мексиканская «хулиа» — тормоза визжат, фары сияют, но, поскольку дело происходило в старой части Гаваны, сирена молчала.
— Вы же мне верите, правда? — Фелипе смотрел на меня широко раскрытыми глазами, по лицу, как вода из неисправного водопроводного крана, струились слезы.
— Я тебе верю, — утешила я его.
Он послушно пошел к «хулии» и забрался в задний отсек.
Дверцы закрылись, и, подобно тому, как скрылся из вида, будто по воле фокусника, Фелипе, исчезла в ночи и машина. Я оглядела ресторан, но там было настолько многолюдно, что никто, кроме гостей из Квебека, ничего не заметил. Две вдовы за соседним столиком по-прежнему обсуждали меню, а все остальные молча уткнулись в свои дайкири.
Только беспризорному парню, кажется, было не все равно. Я чувствовала на себе его взгляд из полутьмы. Его незаданный вопрос не требовал ответа, но я все равно ответила. Просто так.