- Черта с два! - сказала бабка. - Это он тебе обещает. Он зимой машину, считай, не выводит… Бережет… Я с цыганом договорюсь. У него конь хороший… Ты только деньги оставь.
- Сколько? - спросила мать.
- Ну, десять, - неуверенно ответила бабка.
Мать заверещала: «На такси и то будет меньше! Это ж откуда у меня такие деньги, чтоб за какую-то грязную лошадь десятку!»
Оставила пять рублей.
Маша тогда же сама сходила к бригадиру. Тот долго прицокивал языком, оглядывая Машу.
- Ну, ты какая стала! Ну, какая!
Маша дала себя и похвалить, и слегка потрогать, для главной цели - не жалко. Даже интересно посмотреть, что с мужиком в этом случае делается и как им легко становится управлять.
- Отвезу! Отвезу! - горячо обещал бригадир, тиская Машину грудь. - Как же не помочь, как же?
Посмотрела Маша на всякий случай и цыганского коня. Ничего конек, славный, гладкий. Цыган, правда, никакой.
- Сколько возьмешь, цыган, до «Рассвета коммунизма?» - спросила Маша напрямик.
- Сколько! Сколько! - ответил цыган. - Мы не такси. Мы живые. Мы посмотрим…
Но все случилось иначе. До того, как ей родить, едва присев на ведро… До того, утром, она слышала разговор деда и бабки. Считалось, что они говорят тихо, на самом же деле… бу-бу-бу, бу-бу-бу - все слышно.
- Раньше, понеси девка без мужа, позора бы, позора не обобраться, - говорила бабка за утренним борщом, - а сейчас - плюнь в глаза - божья роса…
- Как без мужа? - не понял дед. - Он же на фронте с афганцами?
- Ты что? - смеялась бабка. - Совсем дурной или прикидываешься? Это они крайнего нашли, а кто там отец на самом деле - дело темное… Я так это понимаю…
- Не могет этого быть, - возмутился дед. - Мать бы не допустила. Она ж партейная.
- Господи, делов! - хлебала бабка. - Да у них, партейных, у первых такое и случается. Кто у нас самый гулевой? Секретарь комсомола… У них так заведено… И Мария такая… На мужиков зыркает с пониманием… Ты, олух царя небесного, ничего не видишь… Я так думаю, померло бы дите - хорошо было бы…
- Тьфу на тебя, старая! - возмутился дед.
- И думать нечего - хорошо…
Удивилась Маша бабкиному уму, кто бы мог подумать? Деревня деревней, а на три метра под землей видит. Наверное, Маша в нее. Мать - нет. У матери ума мало. Иначе жила бы лучше. Правда, жизнь бабки вроде как тоже опровергала наличие ума. Жила хуже некуда, но Маша объяснила так: раньше как жить, понятия не было. Не помер с голоду - и слава Богу. Отсчет шел отсюда, а живи бабка молодой сейчас - ух! Добилась бы, думала Маша, своей цели.
А на другой день это случилось. Маша и ахнуть не успела - родила. Бабка едва успела подхватить. Был такой момент, когда Маша подумала: сейчас бабка ее освободит. Был такой момент, когда бабка, перерезывая пуповину подумала: ишь, какая здоровенькая правнучка, а зря… Но это так, поверхностные мысли, потому что основные были и не мысли вовсе, а поступки - обтереть, завернуть дитя, принять послед у Маши, дать ей попить, переложить в чистое, - короче, дела все мелкие, но все об жизни, об том, чтоб сохранить.