– На что вам пистолет? Сдали бы, и делу конец.
– Не могу. Без него моя Ольга Глебовна в два счета сопьется. А так покажешь его ей, она как-то в разум входит.
Вернулись в комнату.
– Тряпочки чистенькой у тебя не найдется? – обратился Сикорский к Иде Лазаревне.
– Какой еще тряпочки?
– Желательно белой.
Придирчиво оглядев протянутый ему лоскут, он с треском оторвал кончик, намотал его на карандаш.
– Позвольте?
Взял у Свечникова пистолет, ввел этот банник в ствол, покрутил, вынул и продемонстрировал результат:
– Видите? Ни пятнышка! Нагара нет, значит, в последнее время никто из него не стрелял.
– Что я и говорила, – улыбнулась Ида Лазаревна.
– Ты случаем его не почистила?
Она презрительно повела плечом.
– Странный вопрос.
Действительно, чистить или мыть что-либо, кроме собственного тела, было не в ее правилах.
– Какого же черта вы его выбросили? – взорвался Свечников.
– Сам не знаю, – развел руками Сикорский. – Выбросил, а потом уж сообразил, что можно было не выбрасывать. Все мы теперь пуганые.
Свечников швырнул пистолет на кровать. След оказался ложным, Нейман сбил с толку подозрениями, будто стреляли в него, Свечникова, а попали в Казарозу.
За последние три дня он узнал про нее многое, но понимал хуже, чем раньше, когда не знал ничего. Стоило подумать о ней, как она тут же превращалась в пятно пустоты. Тайна ее души таилась в загадке ее смерти.
Через четверть часа Свечников был у Варанкина. Тот встретил его холодно.
– Жена говорит, вы ко мне вчера заходили и ждали меня в моем кабинете. Эсперанто-русский словарь стоит не так, как я его поставил. Ничего из него не брали?
– Брал. Если снова напишете, – предупредил Свечников, – мне тоже есть что про вас написать.
– Что, например?
– Что вы – не марксист, а перекрасившийся гилелист.
– Даневич накляузничал?
– Какая разница, кто? Факт остается фактом: гилелизм – новая еврейская религия, гомаранизм произошел от гилелизма. Естественно, вы это скрываете.
То, что осталось от гипсовой ручки, лежало в кармане пиджака. Не вникая в протесты Варанкина, уверявшего, что якобы от гилелизма до гомаранизма сто верст и все лесом, Свечников по одному выложил обломки на стол, затем в несколько движений, как из кусочков мозаики, сложил из них исходную фигуру. По мере того, как она рождалась из хаоса, на лице Варанкина проступало вялое недоумение.
– Что это? – спросил он, когда работа была закончена.
– Не притворяйтесь. Вы всё отлично понимаете.
Кончиком своего указательного пальца Свечников прикоснулся к гипсовому, отходящему от остальных.
– Это еврейский народ, он указывает остальным народам путь к всечеловечеству. Правильно?