Бодуэн де Куртенэ: «Работа делегации несколько напоминала известную процедуру выбора веры при киевском князе Владимире…»
Есперсен: «Сам доктор Заменгоф дважды, в 1894 и в 1896 годах, предлагал крайне радикальные реформы эсперанто, но его ближайшие сподвижники наложили на них запрет. При этом многие из предложенных им изменений совпадают с идеями де Бофрона (в качестве примера упомяну – е вместо – au, устранение окончания множественного числа – j, bona patry вместо bonaj patroj, Anglio вместо Anglujo, в высшей степени разумное breva вместо mallonga и т. п.). Будучи самоучкой, доктор Заменгоф…»
Возникло странное чувство, будто всё, о чем он сейчас читает, каким-то образом связано с Казарозой. Ее имя было похоже на все эти слова и в то же время казалось тенью чего-то, что не имеет имени.
«…доктор Заменгоф неоднократно заявлял, что согласится, если компетентный научный комитет изменит его язык до неузнаваемости, лишь бы за ним осталась роль международного, однако в январе 1908 года он неожиданно, без объяснения причин, разорвал все отношения с делегацией, заявив, что эсперанто никаким изменениям не подлежит».
Затем шла биография де Бофрона, его фото с помещенным под ним изречением «Больше исключений – вот мое правило!» и раздел с благосклонными высказываниями об идо «знаменитых людей», чьих имен Вагин никогда не слыхал. Он уже приступил к заключительной «Памятке идисту», когда появился Свечников.
– Ушел часа два назад, – ответила ему Надя на вопрос об Осипове и снова замолотила по клавишам.
– Куда?
– Он мне не докладывается.
– Казароза вчера была с сумочкой, – сказал Вагин. – Она у меня дома.
Ответить Свечников не успел – влетел запыхавшийся Даневич.
– Николай Григорьевич, – с порога выпалил он, – я вам на улице кричал, вы не слышали. Нужно поговорить.
– Говори.
– Лучше там, – кивнул Даневич в сторону соседней комнаты, где сейчас не было ни души.
Свечников двинулся туда, приказав Вагину:
– Подожди меня. Я сейчас.
1
По Комсомольскому проспекту, бывшей Кунгурской, дошли до Покровской, теперь – Ленина, проехали одну остановку на трамвае и погуляли в сквере возле оперного театра. Раньше здесь были торговые ряды, снесенные так давно, что успели состариться посаженные на их месте тополя. Часам к семи вернулись обратно в гостиницу. Свечников пригласил Майю Антоновну поужинать вместе с ним в ресторане, но она постеснялась. Он поел один, поднялся в номер, и сразу же телефон залился одним бесконечным звонком. Звонила дочь из Москвы.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.