— Ну давай же, Джереми, — снова прошептала Белинда.
И тогда я вошел в нее, почувствовав, как ее ноги взяли меня в замок. Но чтобы вонзиться в нее, я должен был освободиться, а потому она меня отпустила и упала на спину, сминая затылком белые шелковые цветы и остатки вуали.
Когда я понял, что она кончает, я еще раз вошел в нее…
Раз, два, три, четыре, пять… Детям тоже надо спать.
Спали мы очень долго. Свечи уже почти догорели. За окном было темно. Открыв глаза, я увидел, что Белинда сидит на кровати и смотрит на меня. На ней уже не было ни чулок, ни рубашки, но зато она снова надела венок и вуаль, которая падала ей на плечи, образуя обволакивающий ее треугольник белого света. Ее грудь и чуть согнутое колено смотрелись просто божественно. Я нежно погладил ее ногу. Розовый цвет ее сосков точь-в-точь совпадал с цветом губ.
Но я боялся посмотреть ей в глаза. Казалось, она даже и не подозревает, какое у нее чудесное тело. Да откуда ей было знать. Ведь она, в сущности, еще ребенок.
— Сфотографируй меня, — тихо попросила она.
— А тебя ничего не пугает? — осторожно поинтересовался я.
— Конечно нет. С какой стати? — удивилась она.
У нее было потрясающее выражение лица — такое не сможет передать даже самый гениальный художник.
А в ногах кровати была установлена камера.
Но я был совсем сонным и словно под кайфом. В спальне удушливо пахло цветами. На потолке в неверном свете свечей танцевали причудливые тени, похожие на резные лепестки гвоздики.
— Хочешь вина? — спросил я. — Оно там, на столике.
Надеюсь, вино поможет мне окончательно проснуться.
Я смотрел, как она наполняет бокал бургундским. Когда она опускала глаза, то выглядела моложе своих лет — может, благодаря светлым бровям и слегка оттопыренной нижней губе. Но когда она смотрела прямо перед собой, то казалась мне мифологическим существом, у которого не было возраста: я представлял ее нимфой, вечно молодой и прекрасной.
Она сидела, согнув ногу в колене, а ее волосы рассыпались по плечам, закрыв грудь. И словно сияла в свете свечей.
— Святое причастие, — сказал я.
Тихо улыбнувшись в ответ, она склонилась надо мной и поцеловала мокрыми от вина губами.
— Это мое тело. Это моя кровь, — прошептала она.
Звонок Дэна застал меня в самый разгар съемки. Когда я услышал его голос в телефонной трубке, кровь бросилась мне в голову.
— Ну, я сейчас не могу говорить, — сказал я.
— Послушай меня, идиот! Кто-то ищет твою маленькую девочку. И все дело кажется мне чрезвычайно мутным.
Белинда пролистывала молитвенник, ее плечо касалось моей руки.
— Не сейчас. Перезвоню попозже.