Увеличив три снимка, я отнес их в мастерскую.
Я был абсолютно уверен, что картина «Святое причастие, или Белинда с атрибутами для Святого причастия» станет моей лучшей работой. Только венок и вуаль, и, конечно, никакой одежды. А в руках четки и молитвенник. Все очень официально, как и портрет наездницы или как те черно-белые фотографии маленьких девочек, заснятых в этот торжественный день на ступенях церкви. Но в моем случае весь фокус был именно в заднем плане.
С первого взгляда может показаться, что вы видите галереи или готические своды. Может быть, цветы, возложенные на алтарь, и свечи. Но потом вы постепенно начинаете осознавать, что перед вами спальня, кровать под пологом на столбиках, бумажные обои. Создание подобной иллюзии — дело техники. Необходимо правильно воспроизвести текстуру и игру света и тени. И теперь я собирался выйти за привычные рамки своих картин: достичь новых глубин иллюзии.
Мне не терпелось начать прямо сейчас, пока не прошел порыв вдохновения. Но Белинда сказала, что хочет, чтобы я лег в постель вместе с ней и прижал ее к себе. В ее глазах я прочел отчаяние.
— Хорошо, моя милая девочка, — ответил я и, почувствовав, что она словно окаменела, добавил: — Знаешь, есть одно место, куда мы можем на время сбежать из Сан-Франциско. У меня есть дом в Кармеле, которым я практически не пользуюсь. Там, конечно, придется как следует прибраться. Но дом совсем маленький, и навести порядок не составит труда. К тому же он всего в квартале от океана.
— Но мы же уедем. Правда? — неожиданно холодно произнесла она. — Я хочу знать, от кого мы сейчас убегаем.
Около четырех утра меня разбудила Белинда, которая стояла возле кровати в одной сорочке и трясла меня за плечо. Всхлипывая и шмыгая носом, она вытирала слезы бумажным платком.
— Проснись! Проснись! — твердила она.
— Что случилось? — удивленно спросил я.
Я включил ночник и посмотрел на Белинду. И понял, что она пьяная вдрызг. Это было видно даже невооруженным глазом. К тому же от нее так и разило виски. В руке она держала полный стакан виски со льдом, и эта рука со стаканом была отнюдь не детской.
— Я хочу, чтобы ты меня выслушал, — произнесла Белинда.
Глаза у нее были красные, лицо зареванное, и она была вне себя от ярости. Тонкая сорочка едва прикрывала набухшую грудь.
— Ну-ну, успокойся. Что такое?! — воскликнул я и, прижав ее к себе, почувствовал, как она захлебывается слезами.
— Я хочу, чтобы ты знал! — всхлипнула Белинда.
— Что именно? — удивился я.
— Если ты натравишь на меня полицию, если попытаешься выяснить, кто я такая, если найдешь мою семью и сообщишь, где я, тогда я хочу, чтобы ты знал, хочу, чтобы знал, что я обязательно расскажу им, чем мы тут с тобой занимались. Я тебе это точно устрою, если ты хоть раз меня предашь, черт побери, если ты со мной так поступишь, если подло предашь меня, если хоть раз в жизни так сделаешь, я… я клянусь, что все расскажу…