— Но у меня даже и в мыслях не было! Я никогда… никогда…
— Джереми, никогда не предавай меня! Слышишь, никогда! — захлебывалась слезами Белинда, прижимаясь к моей груди.
— Белинда, как ты могла подумать, что я на такое способен?
Но это было еще не все, далеко не все.
— Мне неприятно говорить ужасные вещи, мне тяжело говорить, что я могу тебе навредить. Меня убивает одна мысль о том, что я могу использовать все, что мы делали, против тебя. Сыграть им на руку. Им, с их мерзкой моралью, тупой, идиотской моралью! Но я это сделаю, непременно сделаю, если ты посмеешь меня предать…
— Я все понял. Все понял. Мне не надо сто раз повторять, — твердил я, гладя ее по волосам. Я еще крепче прижал ее к себе и поцеловал прямо в макушку.
— Боже, помоги мне! Но если ты меня предашь…
Никогда, никогда, никогда…
Когда она наконец успокоилась, я уложил ее в постель, и мы тихо лежали рядом, прижавшись друг к другу. За окном по-прежнему было темно. Но заснуть мне так и не удалось. Я мысленно прокручивал в голове события беспокойной ночи. И все же то, что я делал, не было предательством. Да, я лгал, но не предавал.
— Не хочу больше об этом говорить, — прошептала Белинда. — Даже думать об этом не хочу. Я заново родилась в тот день, когда увидела тебя. Да, я родилась именно тогда. Мы оба заново родились.
Да, да, да.
Но я всего лишь хотел узнать, что с ней произошло, чтобы мы могли оставить прошлое позади и начать жизнь с чистого листа, чтобы мы оба знали, что все хорошо, все хорошо, все хорошо…
— Джереми, прижми меня к себе! Прижми крепко-крепко.
— Ну давай же, — не выдержал я. — Давай встанем, оденемся и смотаемся отсюда!
Но Белинда будто оцепенела. И тогда я достал из шкафа ее одежду. Натянул на нее короткую шерстяную юбку и блейзер. Пуговка за пуговкой застегнул белую блузку. Обмотал ее шею кашемировым шарфом. Надел ей на руки кожаные перчатки.
В этом наряде Белинда была как куколка: маленькая английская девочка. Я зачесал ей волосы назад и закрепил невидимками, оставив открытым высокий лоб, который так любил целовать.
Белинда молча наблюдала за тем, как я собираю фотографии «Святого причастия». Потом я взял холсты, отнес их вниз и уложил в багажник мини-вэна. Затем помог ей взобраться на высокое переднее сиденье.
Я ехал в утренней мгле по безмолвному шоссе на юг от Сан-Франциско, по направлению к Монтеррею, а первые солнечные лучи неторопливо раздвигали серые облака.
Белинда сидела рядом со мной, чинно сложив руки и горделиво откинув голову. Ветер время от времени поднимал отвороты ее блейзера, и они нежно касались ямочки на шее.