— …не прощу, — губы у него шевелятся, но беззвучно. Я угадываю смысл по одному движению, потому что сама думаю о том же самом. — Не прощу, найду, убью…
У Марка глаза отражают небо. Он тоже не плачет — он молится. Наверно, только поэтому мы с Эллисом еще не бежим отсюда, сломя голову, чтобы найти убийцу и разломать его кости, как старые веточки бузины, растоптать, уничтожить, стереть с лица земли.
Внезапно Эллис запрокидывает голову.
— Ты знаешь, кто это был, Лайла?
Губы у меня немеют.
— Он ушел с художником.
У Эллиса чернеют глаза.
— И художник тоже не вернулся.
Я наклоняюсь к самому уху Эллиса и шепчу:
— У меня есть нож.
…Мы стоим под дождем, обнявшись так крепко, что даже больно.
На плечах у нас небо.
Одно на троих.
Когда я проснулась, за окном светило по-весеннему яркое солнце. Кажется, было уже девять утра или около того. Затылок ломило болью — видимо, оттого, что я спала, вывернув шею под каким-то диким углом. Щёки стянуло солью.
Словно сомнамбула, я поднялась, вызвала Магду, оделась и спустилась к завтраку. Поела, почти не ощутив вкуса пищи, и проснулась лишь тогда, когда пригубила кофе и обнаружила, что он соленый.
Магда застыла в дверях, олицетворяя собой воплощенное Беспокойство.
Я вздохнула глубоко, взяла себя в руки и улыбнулась:
— Кофе нужно переделать. И принесите еще мягкие вафли на десерт, что-то у меня сегодня разыгрался аппетит, — лицо Магды просветлело от радости. — Да, а потом зайдите к мистеру Маноле и сообщите ему, что расписание на сегодня будет изменено. Я собираюсь навестить детский приют имени Святого Кира Эйвонского. Прямо после завтрака.
Мельком глянув на себя в зеркало в спальне, я ужаснулась — бледная, с темными кругами под глазами, напоминающая привидение в своем домашнем непритязательно-бежевом платье. Мне тут же представилась живо и ярко леди Милдред, разочарованно покачивающая головой: «Как же так, нельзя графине Эверсанской быть похожей на блеклую моль!». Да уж, стоит появиться в таком виде где-нибудь в приличном обществе — и тут же пойдут сплетни либо о тяжелой болезни, либо о финансовых трудностях, либо об оккультных увлечениях… Кротко вздохнув, я позвонила в колокольчик и вызвала Магду, чтоб та приготовила для выхода платье темно-зеленого цвета с лимонной отделкой, а сама начала приводить в порядок прическу и лицо.
Воистину, «розовый» лед для умывания и пудра — лучшие изобретения человечества…
Старания мои, очевидно, увенчались успехом, потому что вместо приветствия Лайзо начал беседу с комплимента:
— Ох, леди, вы сегодня цветете! Не иначе как весна виновата?