Они вошли в огромное помещение.
Сотни стеллажей высотой от пола до потолка делили пространство на торговые залы. В нижней части располагались витрины, верхние секции, загруженные товаром, задрапированные давно позабытыми и уже потерявшими смысл рекламными полотнищами, служили местом временного хранения для тысяч наименований самых разнообразных изделий – гипермаркеты торговали всем, начиная от продуктов питания и заканчивая бытовой техникой.
– Вот тут я и очнулась. – Яна указала на один из стеллажей, действительно плотно заставленный пластиковыми бутылками с минеральной водой.
Макс нахмурился, пытаясь понять: где же он оказался?
В условиях, когда все продукты питания приходилось доставлять через Барьер, гипермаркет был бы давно разграблен. Но даже в устных легендах, бытующих среди сталкеров, он не встречал упоминаний о чем-то подобном. В момент катастрофического образования Пятизонья уцелели многие остовы зданий, но их сильно повредило, можно было смело утверждать, что нигде, даже в сохранившихся строениях, никто не встречал первозданной обстановки. Как объяснить, что спустя много лет тут по-прежнему работает освещение, и, что самое поразительное, нигде не видно проросших сквозь стены металлорастений, сканеры не фиксируют ловушек, будто это здание находится вне аномальных пространств или является аномалией внутри аномалии?
«Как я сюда попал?»
Макс понял, что не может ответить на заданный себе вопрос.
«Куда и зачем я шел?»
Нет ответа.
Он мысленно напрягся, пытаясь вспомнить, и вдруг…
…Он сел на смятой постели. По телу катились крупные капли пота, в груди застыла резь, словно он не дышал уже несколько минут.
«Сон.
Это был сон…»
Отчаянье вдруг захлестнуло Максима. Он едва не взвыл, осознав, что Яна – лишь игра его воображения. Образ, наверное, собирательный и потаенный, вырвавшийся из глубин подсознания.
Сон, способный убить. Свести с ума своей реальностью, подарить секунду надежды на что-то светлое, давно вычеркнутое из жизни, несбыточное, а затем швырнуть рассудок в пропасть отчаянья, загнать скорчившуюся душу на место и пинать ее, пинать, чтобы не высовывалась больше со своими грезами…
* * *
Двое суток Макс не решался подойти к незаправленной, смятой в ком постели.
Он работал над реконструкцией городища скоргов, доводя себя до полного изнеможения.
Проще было бы уйти в глубины отчужденных пространств, спуститься в ад за этим треклятым скоргиумом, но Шелест, как назло, выздоравливал медленно, для полного восстановления сил ему требовалось еще дня три, не меньше.
Макс замкнулся в себе, пугая поведением даже ближайших соратников.