— Ладно, потом ты будешь толкать, — соглашается он.
Между опрокидыванием и толканием вагонеток смена так-сяк продвигается, пока не пройдет полсмены, пока Альберт Гион не скажет:
— Давай полчаса подремлем за досками под седьмым, там тихо.
Затем наступает черед второй половины смены. Альберт Гион роняет:
— Я вывалю три вагонетки, потом ты — три.
А я ему:
— Тогда я пока приведу в порядок эту гору.
— Ладно, потом ты будешь толкать, — соглашается он.
— Пойду толкать, как только девятый заполнится, — отвечаю.
Он говорит:
— Нет, теперь твоя очередь вываливать, а я пошел толкать. Да и бункер полон.
После смены кто-то из нас говорит:
— Давай приберем, передадим подвал чистым.
В парикмахерской, после первой недели в подвале, Тур Прикулич вдруг снова возник у меня за спиной, в зеркале. Я был уже наполовину побрит, но тут он поднял свой маслянистый взгляд и чистенький пальчик, чтобы спросить:
— Ну и как там у вас в подвале?
— Уютно, — сказал я. — Что ни смена — произведение искусства.
Тур усмехнулся над плечом парикмахера. Он не догадывался, что это правда. В его голосе тоненько звенела ненависть, крылья носа розовато просвечивали, на виске трепетала мраморная жилка.
— Какое у тебя вчера было измазанное лицо, — продолжил он. — А шапка: из всех дыр лезла какая-то требуха…
— Не беда, — ответил я. — Это угольная пыль: она пушится и становится толщиной с палец. Зато после каждой смены подвал чистый: у нас что ни смена — произведение искусства.
— Твоя черная полоса закончилась — никакой больше смолы. Правда же, под землей тебе лучше? — улыбается Труди, встретив меня в столовке после моего первого рабочего дня в подвале.
Потом рассказывает, что, когда подвозила на стройку известь в первый лагерный год, она часто закрывала глаза и видела сон наяву. А теперь она на заднем дворе укладывает на землю, как дрова, голых мертвецов из палаты смертников. Но она и теперь, подтаскивая мертвецов к двери, часто закрывает глаза, и сон у нее такой же, как тогда, в лошадиной упряжке.
— Что тебе снится? — спросил я.
— Что богатый, молодой и красивый — молодой и красивый необязательно — американец, владелец фабрики мясных консервов, влюблен в меня… влюблен необязательно; главное, чтобы был очень богатый, чтобы он меня выкупил, женился и увез отсюда. Это было бы настоящее счастье. И еще, — прибавляет она, — пусть бы у него была сестра, для тебя.
— Необязательно красивая и молодая, — повторяю я. — И чтобы была влюблена в меня — тоже необязательно.
Труди Пеликан натянуто смеется. Правый уголок ее рта взмывает вверх и слетает у нее с лица, словно в том месте, где улыбка привязана к коже, оборвалась ниточка.