звеньевым, бригадиром, контролером — всё в одном лице. Углядев, что одна из женщин переговаривается с соседкой, он хлестал обеих ботвой по лицу или засовывал им в рот гнилые картофелины. И немым он больше не казался. Что именно он орал им, я не понимал. Несхоже это было ни с проклятиями на разгрузке угля, ни с бранью на стройке, ни со сквернословием в подвале.
Но постепенно я понял другое. Тур Прикулич с ним уговорился: охранник даст мне целый день проработать, а к вечеру пристрелит за то, что я будто бы попытался бежать. А то, пожалуй, загонит меня вечером в земляную яму, но в отдельную, поскольку я здесь единственный мужчина. И может, не только этим вечером, но начиная с сегодняшнего дня так будет каждый вечер и я больше не вернусь в лагерь.
Когда стемнело, паренек — который днем был охранником, начальником, звеньевым, бригадиром, контролером — стал еще и комендантом лагеря. Женщины построились на проверку, они называли свои имена и номера, выворачивали карманы фуфаек и показывали ему по две картофелины в каждой руке. Разрешалось взять себе четыре картофелины средней величины. Если какая-то картофелина оказывалась побольше, приходилось ее обменивать на другую. Я стоял в ряду последним и показал свою наволочку.
В ней было двадцать семь картофелин: семь средних и двадцать больших. Мне полагалось тоже четыре картофелины, остальные следовало выложить. Человек с оружием спросил, как меня зовут. «Леопольд Ауберг», — ответил я. Он взял среднюю картофелину и, словно это имело что-то общее с моим именем, поддал ее ногой; она пролетела у меня возле уха. Я втянул голову в плечи. Следующую картофелину паренек не станет поддавать ногой, а пульнет ею мне в голову и тотчас выстрелит вслед из своего пистолета — расквасит картофелину вместе с моими мозгами. Он глядел, пока у меня это проносилось в голове, как я запихиваю наволочку за пазуху. После вытащил меня за рукав из шеренги и показал рукой, словно снова онемел, в сторону заката и степи, откуда я пришел утром. Отвернувшись от меня, он скомандовал женщинам «Марш!» и зашагал позади бригады в другую сторону. Я стоял на краю поля и смотрел, как он вместе с женщинами уходит. Я был уверен, что сейчас он бросит бригаду без надзора и вернется. Один выстрел без свидетелей; будет значиться: застрелен при попытке бежать.
Бригада шагала и, уменьшаясь по мере отдаления, становилась бурой змейкой. Я стоял как вкопанный перед горой картофеля; мне теперь казалось, что между Туром Прикуличем и охранником не было уговора, а есть уговор между Туром Прикуличем и мной. И что мы с ним уговорились об этой горе картофеля. Тур Прикулич платит мне картофелем за шелковый шарф.