— Привлечь к сотрудничеству можно разными способами. Уж в Рейхе-то знают об этом. Они и мертвых могут заставить себе служить.
— Но как… — начал было Игорь, и тут из туннеля раздался крик.
Васька отреагировал быстрее всех: метнулся в туннель, держа в одной руке фонарик и на ходу доставая нож.
Кричала Женя. Она указывала на небольшую щель. Васька говорил потом, что успел заметить странный черный шланг, торопливо втягивавшийся туда. Девочка что-то бормотала про змею, которая хотела напасть на нее.
Марина отругала ее и велела не выходить никуда одной. Но все понимали, что дело плохо. Если гады завелись поблизости, им ничего не стоит проникнуть в их убежище.
Марина вообще в последнее время стала нервной и злой. Еды катастрофически не хватало. Игорь чувствовал угрызения совести — он пока был для группы только обузой.
«Ничего, — утешал он себя. — Если они меня кормят, значит, им это нужно. Потом потребуют чего-нибудь взамен».
В тот вечер Профессор и Васька ушли к Чеховской — посмотреть, не удастся ли чего-нибудь выклянчить или украсть. Довольно быстро вернувшись с пустыми руками, они рассказали, что в туннеле опять валяется труп какого-то бедняги, весь истерзанный.
— Совсем фашисты озверели, — вздохнула Марина. — Видно, скоро быть войне.
— Знаете, — сказал Профессор, — мне кажется, дело даже не в них. Мне кажется, метро — это не просто туннели и перегоны. Это настоящий, живой организм. Слышите!
Он поднял палец, призывая к молчанию. В тишине что-то шуршало, вздыхало — словно дышало неведомое гигантское животное.
— Туннели — это его артерии и вены. А кровь метро — это мы. И когда становится слишком много дурной, больной крови — тогда и случаются войны. От нас тут ничего не зависит.
Марина слушала, затаив дыхание.
— Глупости! — фыркнул Васька. — Это значит, что туннель не сегодня завтра обрушится. Это земля шуршит, осыпается.
И тут горько заплакала Женя. Игорь еще вчера, засыпая, слышал ее сдавленные всхлипывания. Теперь девочка плакала уже навзрыд.
«Она чем-то очень напугана», — подумал Громов. Конечно, любой ребенок в ее положении боялся бы. Но все же она ведь не одна, со взрослыми. У них на Красной линии дети, несмотря на суровую жизнь, все же оставались детьми — случалось им и шалить, и смеяться. А эта девочка как будто слишком рано повзрослела. Словно ей пришлось пережить что-то ужасное.
Впрочем, откуда ему знать, что ей пришлось пережить?
— Ну, чего разнюнилась? — спросил Васька. — Не реви, все равно рано или поздно все помрем… Да хватит ныть, вот завелась, и не уймешь теперь. Давай сказку расскажу. Вот слушай — жил как-то один добрый человек, у богатых все отбирал, а бедным, вроде нас, отдавал. У него еще был лук со стрелами, и еще он умел летать. У него сзади был такой пропеллер с моторчиком…