Оказалось, что твердолобый Ломоть очнулся и теперь пытается доползти до тел фанатиков, чтобы взять их оружие. Лицо Мякишева исказилось злорадным кривым оскалом. Уже не торопясь, он поднялся, прошел мимо Филина и даже остановился, заметив, что главарь открыл глаза.
— Живуч, гнида, — вслух удивился Мякишев и со всего размаха ударил лежащего ногой в голову.
Филин затих, но едва Леонид от него отвернулся, снова зашевелился и застонал.
— Опять жив! — озадаченно сказал Мякишев, разглядывая тело под ногами. — Ну ладно, потом разберемся.
Нагнувшись, он быстро обыскал одежду главаря и вытащил из плечевой кобуры блестящий черный пистолет. Неторопливо, но достаточно быстро приблизился к первым двум бандитам, которых в самом начале схватки стукнул головами. Кожа продолжал лежать, не подавая признаков жизни. Рисковать Мякишев больше не хотел, поэтому сделал два контрольных выстрела. Ломоть тут же прекратил ползти и перевернулся на спину, лицом к Леониду.
Спокойно перешагнув через труп, тот несколько секунд оценивающе смотрел на бандита. Потом направил на него пистолет и в этот момент явственно осознал, что бой закончен. И сразу навалилась такая усталость, что даже слегка закружилась голова.
Ломоть что-то говорил, поднялся на колени и полз к нему. Только когда мародер руками обхватил его ногу, Леонид словно очнулся. Резко ударил бандита, отбрасывая его от себя, и тот сразу заверещал, снова пытаясь приблизиться.
Мякишев сделал два шага назад и поднял опустившийся было пистолет. Только сейчас до него дошли слова мародера — тот просил не убивать его.
— Что?! Не убивать тебя?!
— Нет, нет! Не убивайте! — закивал Ломоть. — Не убивайте! Не стреляйте, Леонид! Прошу вас! Пощадите!
И от этого вежливого обращения по имени, словно и не было ничего, ни похищения, ни казней, ни мучений, нервы у Мякишева окончательно сдали и в затылке даже заломило от приступа бешенства. Не прошли для «свободного художника» даром последние двое суток, когда его последовательно били, морили наркотиками и решали, каким способом и в какое время ему предстоит умереть. Теряя остатки самоконтроля, Мякишев наклонил голову, зажмурил глаза и страшно оскалился навстречу земле.
— Пощадить?! — заорал он вдруг, делая шаг навстречу бандиту и глядя ему в лицо. Тянущий к нему руки мародер отпрянул, а Мякишев продолжал на него кричать: — Да если бы не ты, сука, я бы сейчас домой ехал в купейном поезде навстречу мягкому кабинету и пенсии! Я всю жизнь по заданиям мотался, дождался наконец теплого места и даже выполнил свой «дембельский аккорд», а ты меня сюда просто так, на дебильную забаву затащил, в эту грязь, дерьмо и кровь! Пощадить тебя?!