Сказав это, Мария Петровна мельком скользнула взглядом по лицу сына, тот укоризненно качнул головой, и она умолкла.
— Я совсем упустил из виду, — сказал Нагорный матери, когда мы вошли в комнату, — что ты у нас большой книголюб.
— Да, это чувствуется, — проговорил я, подходя к полкам с книгами, вытянувшимся вдоль одной из стен комнаты.
Тут же, позабыв спросить разрешения, я принялся перебирать книги. У книжных полок я почувствовал себя совсем как дома.
— У нас вся семья собралась книжная, — подошла ко мне Мария Петровна. — Читаем запоем. Даже Светланка к книгам неравнодушна. Уже их ставить некуда, а все покупаем. Просто болезнь какая-то. Знаете, как пьяницу тянет к водке.
— Побольше бы таких пьяниц.
— Нет, знаете, это тоже горе. Видите, какой у нас коврик бедненький. Еще из моего приданого. Я его по всем границам провезла. И шифоньера до сих пор не приобрели. Сколько денег летит на книги! Уж зарок давали книжный магазин стороной обходить. Да где там! Подписные издания выкупать надо? Надо. Да что говорить, без книг не житье. Я кастрюльки бросала, а книги перевозила.
— Мама руководствуется правилом: лучше много знать, чем много иметь, — вставил Нагорный.
— Ты уж на маму не сваливай, — рассердилась Мария Петровна. — Сам это правило выдумал. Сколько раз Нонна тебе говорила…
— Это совсем не интересно, — резко перебил ее Нагорный.
Мария Петровна тревожно посмотрела на него и, будто вспомнив о чем-то, виновато заморгала глазами. «Не сердись, — как бы говорил ее взгляд, — я совсем, совсем забыла…»
Мы сели за стол. Борщ оказался чудесным. Он был из свежей капусты, с мясом, заправлен старым пахучим салом и душистым болгарским перцем. Давно я не ел такого борща. Перед обедом мы с Нагорным выпили по рюмке доброго коньяку, а Марии Петровне я налил хорошего молдавского вина, которое купил еще в городе. Ей очень понравилось, что вино пахнет цветами. Видя, что я особенно налегаю на салат из овощей, Мария Петровна принесла для меня большой пучок молодого чеснока, укропа и петрушки.
Накормив нас, Мария Петровна пошла разыскивать Светланку. Нагорный распахнул окно. Запахло яблоками, черной смородиной, холодной мятой. Солнце заволакивало тучами, и откуда-то из глубоких тайников леса вдруг вырвался на волю сырой ветер.
— Вот здесь мы и живем, — задумчиво сказал Нагорный, словно обращаясь к кому-то, стоявшему там, за окном.
— Прекрасное место, — подхватил я. — Лес под боком. Руку протяни — и достанешь матушку-сосну. Это же настоящее чудо. — Я вдруг вспомнил, что режиссер, о котором рассказывал Павел, тоже все называл чудом, и осекся. — Сосны, наверное, стонут во время бури.