Дима Бабин хитро улыбнулся.
— Алматов и мама познакомились в столовой, — сказал он, — они ели макароны. Мама моя — она библиотекарь, так вот, начались всякие эти дела, любовь-морковь и третий лишний, а потом, хоп, мама говорит: «Я беременна!». А Алматов-то женат.
Валера отметил, что Дима Бабин называет отца по фамилии, но не захотел вникать в этот психический парадокс.
— И что? — спросил он.
— О! — захихикал Бабин. — Детективно-эротическая история! Агата Кристи отдыхает! Скажу основное: отец признал меня, когда мне уже исполнилось шестнадцать, а до этого я даже не знал, что Алматов мой отец.
— Да, это очень своеобразно… — Валера вежливо кивнул.
Бабин тут же переключился и начал грузить проектом, якобы сулящим ему и Валере тысячи долларов. Валера, по его задумке, должен был напрячь тестя — выйти через него на спикера с макетом какой-то газетенки формата А-4 и доказать спикеру, что газетенка тому остро необходима.
— Ты пойми, Валера, — убеждал, почесывая налитые ягодные прыщи, Бабин, — это затея просто обречена на успех, я предлагаю сотрудничество тебе, потому что сам ленив, иду по пути наименьшего сопротивления…
В финале знакомства Бабин деликатно попросил Валеру заплатить за него. Он мотивировал это, во-первых, проектом с газетой, о коем говорил, как о решенном деле, а, во-вторых, свежим знакомством с пафосной девушкой, которая чуть ли не каждый вечер затаскивала его в дорогие рестораны, где он попадал на бабки, но пока не дала.
Валера равнодушно заплатил за суши и сливовое вино Бабина, за свои чай и пирожок, после чего дорвался, наконец, до дома — упал на диван и весь вечер обсуждал с Дашей, стоит ли купить домашний кинотеатр или имеющийся телик еще послужит.
На следующую встречу Бабин явился с несколько обвисшей еврейской девушкой, которая утверждала, что она — испанка. Испанка была представлена Валере в качестве ведущего политического обозревателя очень крупной газеты, какой именно он не запомнил. Звали ее Маша Лазарева.
Сидели на этот раз в разухабистом украинском заведении — между столиками сновали девки в сарафанах и парни с приклеенными чубами, а мощные динамики разносили песни Верки Сердючки.
— Что ж, друзья, — потер ручки Бабин, — я как яркий представитель хохляцкой расы, пожалуй, отведаю борща с пампушкой и тяпну горилки!
— Ну, а я все же, скорее, не такая откровенная хамка, чтобы портить здесь всем аппетит упоминанием своих национальных корней, — затараторила госпожа Лазарева, — и даже не собираюсь сказать, что я буду есть. Это секрет. А пить — пиво. Я считаю, нет ничего кошмарнее запаха водки, тем более от такого ребенка, как я.