— А ничего. Жёлтые ботиночки! — дерзко ответил Артосов.
— Не понял. Так ты что, не спас капиталиста Проломова?
— Как тебе сказать…
— Начистоту.
— Ты же лучше моего знаешь… Ведь знаешь?
— Конечно, знаю.
— Ну вот. Давай спать. А что у тебя со щекой?
— А то ты не знаешь.
— Понятия не имею.
— Макаку из комнаты выгонял. Проникла, всё таки, зараза!
Утром Цекавый долго тряс Артосова прежде, чем тот пробрался долгими ходами и лазами крепкого сна наружу.
— Что?! — наконец вскочил Валерий и первым делом лихорадочно пронёсся по обрывкам памяти. Что вчера было? Было ли? Кажется, нет. Точно, нет! На балконе расстались. Он сказал, что пора спать. Она лишь по-дружески поцеловала его в щёку. Чисто по-дружески. Фу-х!
Умываясь, он застонал. Ведь она же сказала, что раньше не любила имя Валерий. Разве это было не объяснение в любви?
— Ой дура-а-ак! — тихо проскулил Артосов.
Но стал себя успокаивать:
— Тогда зачем так много про мужа? Нет-нет! Чисто дружеские отношения!
Выйдя из ванной комнаты, бодро приветствовал Цекавого:
— Слово и дело! Щит и меч!
— Ну ты даёшь, курилка! — плотоядно ухмылялся в ответ Цекавый. — Не могу взять в толк, где же ты всю ночь груши околачивал?
— Как тебе сказать, товарищ дорогой… Правую перепутал с левою ногой.
— Во-во. На прощанье на балкончике целовались.
У Артосова аж дыхание спёрло.
— Не парься. Выйди на наш балкон. С него очень хорошо её балкон просматривается.
— А ты что, всю ночь?..
— Была охота! Под утро, когда дождь прошёл, я выглянул, постоял на балконе. Тут и увидел, как вы страстно прощались. «Ночь была с ливнями и трава в росе».
— Ну ты гений сыска! Я бы тебе свою Звезду Героя Советского Союза отдал. Прямо сейчас с груди снял и на твою прикрепил. Да вот беда, оставил дома в шкатулочке.
— Меня, может, ещё наградят.
— Посмертно.
— Но-но!
В микроавтобусе Днестров изрядно пошутил:
— Был Цекавый, а стал Щекавый.
Артосов снова сел рядом с Таней и первым делом ответил на её вчерашнее признание в любви:
— А мне тоже с самого детства не нравилось имя Татьяна.
— Почему?
— У меня тётка была противная. Жирная, на гусеницу похожа. Лицемерная. Когда меня в детский дом определили, она как-то раз приехала, всё гладила меня по головке и говорила: «Бедненький!» У самой был сад огромаднейший, а мне пáданок привезла два кило, наполовину чёрных. Отцова сестра.
Всё утро их возили по долине Канди, показывали дух захватывающие виды, знакомили с тем, как собирают и обрабатывают чай. Артосов думал про Лещинского: «Если он сейчас подойдёт и скажет, что следующую халтурную книгу мне сам Бог велел писать про чай, дам в морду!» Все накупили себе по полпуда разных-разных сортов чая. Ещё бы — лучший подарок, чай из самой долины Канди!