Началась странная жизнь. Иначе, как странной, её нельзя было назвать.
Дом Института микробиологии Каньо, расположенный по соседству с парком Инокасира, сотрудники в шутку называли «загородной виллой». И вот эта «вилла» внезапно превратилась в чумной изолятор. В секретный, тщательно скрываемый от всех изолятор.
Прочные дубовые ворота были на крепком запоре. Открывались они через каждые два дня, чтобы впустить во двор закрытый институтский пикапчик, на котором доставлялись продукты. Кроме того, ежедневно в три часа пополудни приезжал врач Канагаи из инфекционного отделения университетской клиники. Канагаи вылезал из малолитражки, которую он водил сам, торопливо нырял в калитку, как только её открывали, входил в дом и, проведя осмотр всех его обитателей, возвращался назад.
И приезды институтской машины, привозившей продукты, и визиты доктора Канагаи хранились в тайне.
Таким образом, по существу дом стал как бы крошечной колонией, не имеющей никаких сношений с внешним миром.
Напротив дома была маленькая протестантская церковь, где, кроме воскресной службы, верующие по вечерам собирались на вечернюю молитву. По обеим сторонам улицы тянулись особняки. Сразу же позади институтского дома начинался парк Инокасира. Предполагаемым посетителям дома было заранее отказано. А неожиданным гостям и знакомым, которые могли вдруг появиться, ассистент Убукаты должен был сообщать, что сотрудник к которому они направлялись уехал в длительную командировку.
Первое время Кохияма чувствовал себя в этом доме как во вражеском стане, другие же были здесь старожилами и безропотно подчинялись строжайшим правилам. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что ему не удастся связаться по телефону с редакцией и переговорить с Сомэей.