[1] Торговый центр (ивр.). Здесь и далее в сносках дается перевод ивритских слов, вошедших в обыденную русскоязычную речь современного Израиля, - автор. [2] Географическое название местности, где расположена Нетания.
- Эбенемат, - сказал водитель.
Я старался, чтобы Гай не смотрел в сторону взрыва. Он, как будто, не замечал ничего, не задавал вопросов, играл с обезьянкой, что-то бормотал под нос.
Девушки выходили на первой остановке - у каньона. Я увидел оставленные на сиденье какие-то накладные пластины из вороненой стали, крикнул:
- Девушки, вы забыли что-то!
Одна из них вернулась, со смущенной улыбкой забрала забытые части оружия, соскочила вслед за подругой, и они заспешили к месту взрыва.
За каньоном дорога была свободна. С ее гребня виднелись километрах в десяти-пятнадцати от нас холмы палестинской автономии, а ближе, сразу за гребнем, начиналась наша окраина - черепичные крыши среди зелени садов.
Ира металась между калиткой и крыльцом дома - высматривала нас с Гаем и боялась слишком удалиться от телефона, чтобы не пропустить звонок. Телевизор был включен. Уже показывали в прямом эфире толпу и "амбулансы".
- Семьдесят раненых, - сказала Ира. - Убитых, кажется, двое. Один из них, наверно, - сам террорист.
- Дашка не звонила?
- Мобильники были отключены. Полиция отключает.
Позвонили друзья из Иерусалима, позвонила мама узнать, дома ли мы. Она плохо слышит и не знала о взрыве, хоть жила в пяти минутах ходьбы от каньона. Ира ничего не стала ей говорить.
Я набрал номер Дашки, услышал автоответчик, сказал:
- Мы все дома, все в порядке, позвони, где ты.
Ира отвечала на звонки знакомых. Разговоры были короткими: "Все в порядке?" - "Все в порядке, не попали". - "Бай". Вечером передадут о взрыве по российским телеканалам, и начнутся звонки из Москвы.
Снова позвонила мама:
- Вы слышали, что случилось?
- Да, мы смотрим телевизор.
- А где Дашка?
- Она сейчас в Тель-Авиве, мама.
- Что она там делает?
- Там международный семинар математиков памяти Векслера.
- Памяти Григория Соломоновича?
- Да, мама.
- А при чем Дашка?
- Ее знакомый на семинар приехал.
- Как жаль, что Григорий Соломонович не дожил.
- Да, мама. Бай.
Я снова набрал Дашкин номер. Ответил автомат. Мы сидели перед телевизором, смотрели, как прокручивают одни и те же кадры, снятые через несколько минут после взрыва. Бежали санитары с носилками, спецкоманда верующих собирала в пластиковые пакеты окровавленные кусочки тел, чтобы предать их земле. Несколько раз показали искореженные и обгоревшие остатки взорвавшейся машины. Я опять подумал: не та ли самая "субара", но по телевизору нельзя было определить ни марку, ни цвет. Репортер с микрофоном говорил очень быстро, я не все успевал понять. Его сменяли репортажи из Ланиадо, интервью усталых врачей, заявления правых и левых политиков в Иерусалиме, интервью свидетелей, еще не оправившихся от шока. Появилось имя убитой - Орит Шифрин, двадцать восемь лет. Мы ее не знали.