И ведь не шибко бы я слукавил, так ответивши. Потому что — не шабашку же делал, али, по-нонешнему сказать, не халтурил, а с уменьем работал, всурьёз, а, ежли ты мне по сердцу, так и с душой, с любовью я твой натрет в дереве вырезывал…
А беда-то вся в чём тут была бы — да токо в том, что в дерево-то я душой не проник, материал-то я не прослу-шал! Не услышал я от того куска дуба аль от ствола красной сосны — а готов ли он к тому, чтоб на мой верстак сесть, а созревши ли он, чтоб изваяньем стать? И того паче: не прознал я от того древесного столпа — не чьим-либо, а именно твоим, твоим изваяньем он сможет ли стать?!.. Не прознал, не прослышал, не почуял — а за резцы взялся. Вот в чём спешка-то настоящая, а не в том только, что дерево не додержал, не обработал как надо…
Вот про что мне Сергей Тимофеевич толковал, со мной прознакомившись. Вот чему он хотел стать наученным — чтоб дерево чуять. Долголетья, говорю, он своим статуям деревянным хотел добиться, долголетья!
…Бывает так: человек становится схож с предметом своего горячего, вдохновенного и страстного повествования или раздумья. Так случилось и в тот раз. Рассказывая о тайнах своего искусства, старый мастер, казавшийся мне изваянным из ствола какого-то особо крепкого дерева, словно бы изнутри засветился! Как будто та самая «душа» древесной плоти, о которой он столь жарко говорил, воссияла в её глуби, тот самый «леший дух», не почуяв, не услышав которого, ваятель не может быть уверен в успехе творения, стал вещать в нём раскалённо-дрожащим светом. Мне поверилось даже, что вокруг белой копны его волос возникло это свечение «пламенного дерева»…
Искоса я взглянул на деда. Его лицо тоже сияло — только торжеством. Наши взгляды встретились, и я прочитал в его глазах: «Ну, что я тебе говорил!» Однако увиделось мне в лице моего прародителя ещё и что-то вроде ожидания, словно главное торжество для него ещё должно было наступить. Я сказал мастеру:
— Ну, судя по тому, что скульптуры Конёнкова, которые он ещё до революции в дереве создавал, до сих пор в Третьяковке, в Русском музее и других галереях стоят, и как новенькие, — вы, Павел Лаврентьевич, свои секреты ему передали, да? Насчёт долголетия…
— Да, кое-что он от меня перенял — да он ведь у многих умельцев учился. Настоящий мастер — он у всех учится… — ответил хозяин дома.
— Ну ить и ты тож от него кое-что взял доброе, — заметил дед. — Вотличьё вырезывать стал.
— И то правда, — кивнул его друг. — Не встреться я с Серьгой, лики святые не осилил бы. Вобче… телеса людские вытёсывать не было б у меня уменья.