Закрыв кейс, прокурор вышел в слабо освещенную приемную, и они молча спустились вниз. Вся поездка заняла минут десять, не больше.
Когда они с Ашотом поднялись в номер, Артур Александрович складывал в чемодан стопку рубашек, он даже не глянул на "дипломат", который Амирхан Даутович продолжал по рассеянности держать в руках.
— Спасибо, — сказал Шубарин на ходу, — бросьте его на диван, не обрывайте себе руки, вам вредно поднимать тяжести. — Он защелкнул замок чемодана. — Ну вот, я и готов. Может так случиться, что я позвоню вам, если понадобятся деньги. Поэтому ключ от сейфа пусть останется у вас. За деньгами могут приехать только Коста или Ашот. А теперь давайте прощаться, и пожелайте нам удачи, в случае успеха пост министра будет у нас уже в будущем году. Коста и Ашота я забираю с собой, не исключено, что и для них найдется работа, — может, придется сдерживать ретивых конкурентов нашего секретаря из Заркента. — И Артур Александрович, попрощавшись с Амирханом Даутовичем, вышел из номера.
Азларханов спустился вниз проводить их до машины, и как только "Волга" рванулась с места, он не спеша вернулся в банкетный зал, как они и уговорились с Шубариным. Сообщение следовало хранить в тайне даже от Икрама Махмудовича.
Часа через два, попрощавшись со всеми гостями, которые намеревались вместе с Плейбоем поехать еще куда-то продолжить вечеринку, прокурор наконец-то поднялся к себе в номер. Он долго стоял у большого окна, не включая света. Внизу, у "Лидо", в белый "мерседес" набивалась разгулявшаяся компания — пьяный смех, вскрики, обрывки разговоров доносились до четвертого этажа, но Амирхан Даутович всего этого не видел и не слышал — его мысли были о другом.
"У секретаря из Заркента сегодня свой шанс, у меня свой!" Но вдруг, повторив эту мысль вслух, усмехнулся иронии судьбы: друг Шубарина метил на место первого секретаря ЦК, а Амирхан Даутович, имея документы на руках, вряд ли мог гарантировать ему жизнь даже в кутузке — по всем статьям тот тянул на исключительную меру.
Но сегодня думать больше ни о чем не хотелось — время раздумий и сомнений кончилось, и он пошел спать. Наверное, оттого, что он не мучился больше неопределенностью, спал крепким глубоким сном и проснулся чуть позже обычного, но с ясной головой и легкостью в теле. Ощущал он какую-то собранность и приподнятость и, принимая душ, даже насвистывал давно забытую мелодию, чего с ним давно не случалось.
Завтракал один — Плейбой, наверное, как всегда после загулов, объявится к обеду. Отсутствие Файзиева тоже обрадовало, иначе пришлось бы на ходу что-нибудь сочинять по поводу срочного отъезда Шубарина; он еще не решил, стоит ли сообщать о подлинных причинах, сорвавших Японца из-за стола.