На службу он немного опоздал, зашел по пути в универмаг и купил "дипломат", конечно, не такой роскошный, как у Коста и Шубарина, но он вполне его устроил. Как он и предполагал, ни Ким, ни Георгади не вышли на работу, и Амирхан Даутович, едва войдя в кабинет, затребовал к себе старые подшивки бухгалтерских отчетов. Он уже знал, где, в каких папках подшиты интересующие его ведомости, и, отыскав, не стал тратить времени на переписку, а аккуратно вырезал их и сложил в "дипломат", где уже находились его юридические исследования, к которым он не притрагивался с того дня, как познакомился с артельщиками.
"Дипломат" быстро заполнялся разными бумагами, выписками, приказами, которые Амирхан Даутович загодя отметил в делах, а сейчас, возвращаясь к ним по второму кругу, просто изымал их. Отыскивая какую-то бумажку, бывший прокурор наткнулся в столе на диктофон, который толком не использовал, хотя оценил его достоинства сразу. И вдруг он представил себя исповедующимся перед незнакомым человеком; картина эта не совсем понравилась ему, и он решил сделать это сейчас, наедине с собой, настроение у него было самым что ни на есть исповедальным. Он зарядил новую кассету и стал потихоньку, не спеша наговаривать события своей жизни с того давнего августовского дня, пять лет назад, когда убили его жену. Девяносто минут пролетели незаметно, он не успел даже добраться до бюро обкома, где Бекходжаевы лишили его должности прокурора. К двум часам он успел записать еще одну кассету, и в ней не дошел до знакомства с Шубариным, хотя рассказывал о событиях, уже происходивших в "Лас-Вегасе".
Время от времени он останавливал диктофон и подолгу сидел в раздумье, потому что всплывала неотвязная мысль: куда бежать? В Москву или в Ташкент? Но однозначного ответа пока не находил. На обед он пешком отправился в "Лидо". Икрам Махмудович уже был за столом, он наверняка надеялся встретить тут Шубарина, но, увидев Амирхана Даутовича, пришедшего одного и с заметным опозданием, спросил:
— Куда вчера исчез с банкета Японец со своими головорезами?
Азларханов внимательно посмотрел на Файзиева, бывшего с похмелья не в духе, и подумал, что есть резон открыть ему тайну, потому что в таком случае он избавлялся от общества Файзиева по меньшей мере до конца дня, а больше времени ему и не требовалось.
— Это позвольте спросить, где вас носит с утра? У меня экстренное сообщение.
— В чем дело? Какая новость? — туго соображая, спросил Файзиев.
— Новость чрезвычайная, только возьмите себя в руки. Вчера в Нукусе в инспекционной поездке умер первый секретарь ЦК республики Рашидов.