Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.) (Данилевский) - страница 291

Тем временем, 14 августа 1018 г. Святополк торжественно вступил в Киев. Причем киевляне встретили его достаточно доброжелательно. Через месяц-другой польские отряды покинули русскую столицу. Во всяком случае Титмар успел сделать запись о возвращении Болеслава в Польшу (напомню, что мерзебургский епископ умер в декабре того же 1018 г.).

Через три месяца после победного вступления в Киев дружина Святополка сошлась на поле боя с полком Ярослава. Сражение произошло у Любеча приблизительно в декабре 1016 г. Победу одержал Ярослав. Судя по всему, Святополку удалось скрыться с поля брани, но это не спасло его от мести Ярослава.

Автор «Повести временных лет», на первый взгляд, довольно подробно описывает обстоятельства гибели князя-неудачника:


Источник[532]

Не правда ли, впечатляющее описание? Полное ощущение, что эти строки написаны очевидцем, бежавшим вместе с проклятым князем. Картина столь яркая, что не остается сомнения в ее подлинности. Как очевидно и отношение летописца к умирающему Святополку.

Так и воспринимает этот текст подавляющее большинство историков. Например, Н. М. Карамзин, описывая бегство и смерть Святополка, ограничился пересказом летописного сообщения, дополнив его лишь замечанием о том, что

«Имя окаянного осталось в летописях неразлучно с именем сего несчастного князя: ибо злодейство есть несчастье»[533].

Автору «Истории государства Российского» удалось подметить то, что от нас уже ускользает. Слово «окаянный» он понимает не только как «проклятый», но и как «жалкий, несчастный». Действительно, в древнерусском языке оно имело и такое значение. Но «окаянный» значило и «многострадальный, заслуживающий сожаления». Это добавляет новые штрихи к характеристике Святополка, делает ее мягче, что ли…

В современных же исследованиях акцент обычно переносится на «досужие измышления монаха», «фантастические подробности», которые привнес летописец в свое в общем-то точное описание:

«душевные переживания Святополка, какая-то мифическая пустыня между Чехией и Польшей»[534].

Кстати, пустыню эту даже пытались найти на карте. Еще в XIX в. появилось несколько историко-географических работ, чьи авторы по косвенным данным и прямым указаниям летописи постарались определить, где же находится место, в котором «есть его могила и до сего дне». Правда, закончились эти поиски курьезом. Оказалось, что выражение «между Чахы и Ляхы»… — фразеологизм, означающий «Бог весть где». Да, но ведь, как следует из приведенного текста, летописец точно знал, где похоронен Святополк? Оказывается, и это «прямое» указание не столь «прямо», как хотелось бы нашему «здравому смыслу». Дело в том, что фраза о могиле, которая «есть и до сего дня», сопровождает в «Повести временных лет» описания смертей всех князей-язычников, даже если место их захоронения явно не было известно автору летописи.