"Ну, - говорит наш боец, - а теперь на-ка, фашист, попробуй мою задуй". И подносит ему фитилек свой. Стал немец дуть - не тухнет русский фитилек. Немец кряхтит, тужится, пыжится, щеки накачал с арбуз целый... Чем больше ни дует, тем пуще огонь раздувает. Тут боец наш ему и говорит, немцу этому: "Эх, говорит, вы, фрицы! Все у вас скроено с виду на испуг, а дела-то на один фук. Глядеть, так вроде огонь, а подул - одна вонь. Ну, а мы не сразу полымем, сперва искоркой. Но уж коли разгорелись, занялся наш русский огонек, так уж тут дуй не дуй, только пуще распалишь. А чиркалки эти заграничные мы почище ваших делать можем. Будь покоен, только руки не доходят. Погоди, вот управимся с вами, не такие еще сообразим". Фашист, однако, попался характерный, упрямый: дул, дул... да так с перенатуги и лопнул! Вот и вся сказка.
- Ай да сказка! - заметила Наталья Евлампиевна. - Значит, доказал ему русский огонек.
- Выходит, так.
- Ну-ка, и мы огоньку холодного еще хватим по седьмому кону, - сказал мастер и налил из бутылки гостю и себе.
Капка понял, что делать ему тут нечего. Ясно было, что мичман уже обо всем договорился с Корнеем Павловичем.
Но в комнате было так уютно, так хорошо сиделось под большими лапчатыми листьями рододендронов, растущих в кадке у окна и протянувших ветви свои над столом, и так вкусно и радушно угощала Наталья Евлампиевна, что уходить не хотелось.
- А вы бы, ребятки, рыбок посмотрели моих поближе, - сказал мастер. - Вон гляди, макроподиусы, а те маленькие - пецильки будут. А это вот красота плывет, скаляриус называется. Меченосцы еще имеются. Да ко мне из области приезжают за экземплярами. Честное даю слово. Рыбка у меня ученая. Вот постучу, они сразу и собираются.
Мастер постучал ложкой по краю стекла, и действительно, тотчас к этому месту со всех сторон кинулись пестрые и жадные рыбки.
Но в это время за окном послышался уже знакомый затонским пронзительный вой, от которого сразу начинало щемить сердце. Все выше и выше становился звук, дошел до какой-то исступленной ноты, сбежал вниз и снова пошел забирать наверх.
- Батюшки, опять тревога! - всполошилась Наталья Евлампиевна и стала собирать чашки со стола.
Мичман встал.
- Мне по тревоге на месте быть полагается, по своему заведованию.
Где-то далеко застучали зенитки. Заголосили пароходные гудки на Волге. Зенитки ударили ближе. Затрещали пулеметы у пристани.
Капка вскочил и потянул за собой Виктора.
- Мне тоже надо... Дома-то девчонки одни. Перепугаются.
Мичман, быстро застегнув китель, уже надел фуражку и торопливо двинулся к выходу.