Овации сотрясали трибуны.
- У Бабуриной, по-видимому, неполадки с мазью или креплением,- сообщил я.
Тут в радиорубку осторожно, бочком, вошел Тюлькин. Я тотчас выключил микрофон и предупредил вошедшего
- Ты только тихо. Видишь сигнал? Следи! Если красный - ни звука. Понял?
Тюлькин торопливо закивал и даже зажмурился. Минуту-другую я прислушивался к тому, что мне сообщали через мои наушники с дистанции. Затем я сделал знак Тюлькину и снова включил микрофон.
- С дистанции сообщают, что чемпионка теряет ход. Ее начинают обходить уже другие лыжницы... Слышал? - обратился я, выключив микрофон, к Тюлькину.Алиса-то выходит из игры. Это ты ей лыжи мазал?
Тюлькин в сердцах стукнул кулаком по столу:
- Мне мазь эту сама Скуратова дала, видно, нарочно подсунула. Вот чалдоны, жулье, зимогоры проклятые! Обманули, выходит, а я-то думал, у них тут по-честному...
Он захлопнул рот, зажимая его обеими руками, и в ужасе показал мне глазами на микрофон. Над ним ярко горел красный сигнал "включено". Очевидно, от удара руки Тюлькина о стол микрофон сам включился. Я тотчас нажал на кнопку, вспыхнул зеленый свет, но было уже поздно. Нас слышали. Я увидел, что страшное волнение охватило трибуны. Люди вскакивали, потрясали кулаками в мою сторону. Старик Скуратов поднялся со своей скамьи.
- Не поверю!-донесся до меня его голос, когда я, выпроваживая Тюлькина, приоткрыл дверь своей кабины.- Убей меня, однако, не поверю, чтобы Наташа такое допустила. Понапрасну наговаривают.
Как узнал я потом, нас слышали не только на трибунах. Разговор мой с Тюлькиным прозвучал и в радионаушниках, которые надел на себя Чудинов в кабине аэросаней. Он разом схватил за плечо водителя:
- Давай сворачивай. Жми на третий километр... Давай полный газ... Прошу, гони, браток!
Водитель резко увеличил обороты мотора. Взревевшие сани набрали скорость. Стрелка спидометра перед глазами Чудинова, дрожа, дошла до восьмидесяти, потом, поерзав на месте, дотянулась до девяноста.
Водитель, перегнувшись к Чудинову, сквозь рев мотора крикнул ему в ухо:
- Там к дистанции не пройдем - перелесок!
- Стой! - приказал Чудинов.
Сани остановились, почти завертевшись на месте. Чудинов спрыгнул, сорвал с борта лыжи. Перед ним простиралась зеркальная гладь замерзшего озера. У берега парень в толстом стеганом комбинезоне возился возле буера.
- Эй, друг!-крикнул, подбегая к нему, Чудинов.- Как бы быстрее на ту сторону?
Через мгновение он лежал вместе с гонщиком-буеристом на стремглав несущейся ледовой яхте. Ветер, до предела напрягши паруса, рвал с мачты узкий вымпел; из-под огромных и широких, как меч, коньков, казалось, вылетали искры, звенящий шорох скольжения и гром ветра в ушах почти оглушали. И вот буер подлетел к берегу. Чу-Динов прыгнул на откос, помахал гонщику рукой, благодаря его за помощь, торопливо надел лыжи и пошел узкой просекой. Он спустился, разгоняя ход, с крутого холма, промчался между деревьями. Буерист смотрел ему вслед, покачивая от восторга головой: да, это был высокий класс горнолыжного хода.