— Ладно, я пошел к шмелям, — буркнул он, вставая.
— Иди, — безразлично отозвался Поль. — Только когда мозги из ушей потекут, не удивляйся.
Маард молча пожал плечами и пошел в бокс. До поздней ночи гонял шмелей. И снились ему шмели — отблескивающие, как гильзы, молниеносные, смертельно опасные.
Когда распорядок твоей жизни вовне расписан по минутам, ее течение перестаешь замечать. Реальностью становится совсем другое. Особенно когда ты дракон больше, чем человек, — ибо человека в тебе почти не осталось. Реальность вне дракона становится ненужной. Но иногда напоминает о себе, а это уже неприятно.
— Маард, проснись. Ну давай же…
Голос Греты нетерпеливо звенел над ухом. Маард с трудом сообразил спросонья, что слышит ее не в наушниках. А когда понял — насторожился.
— Ты зачем пришла?
Щелкнула застежка, удерживающая ремешки шлема, через мгновение голове стало непривычно легко, глаза резанул яркий свет. Белые стены бокса, негромко пикает датчик кардиографа, шумит кондиционер, пахнет чем-то искусственным — не то дезинфекцией, не то лекарствами. Чертов реальный мир…
— Шлем верни. Мне так лучше.
Возвращаться сюда не хотелось, в глазах все плыло — после принудительной потери четкого зрения дракона Маард казался себе слепым.
— Нет.
Она поставила рядом с ложементом стул, села. Посмотрела на Маарда. Взгляд неприятный, бегающий. Тонкие пальчики нервно барабанили по пластику лежащего на коленях шлема.
— Сколько времени? — спросил Маард хмуро. Спросил просто потому, что молчать казалось глупым.
— Половина четвертого утра.
— Ну и зачем теребить меня в такую рань? Что за срочность? — на душе скребли кошки.
Еще и гретиных проблем ему сейчас не хватало. Очередные траблы на фронтах личной жизни, наверное. Хотя вряд ли она бы принеслась среди ночи грузить его сопливыми историями.
— Маард, когда ты ел последний раз? Когда вставал в туалет, в душ? У меня от показаний твоих датчиков крыша едет, — в ее голосе прорезалась истеричная нотка.
— И ты решила это выяснить в четыре утра? С чего вдруг такое беспокойство? — Маард давил раздражение, как мог, но оно все равно прорывалось — хотя бы в кривой ухмылке, столь злящей Грету.
Она привстала, склонилась над ним. Рассыпались по плечам мелкие кудри, губы превратились в четкую прямую линию. Злится, понял Маард, просто кипит. Он улыбнулся, растворив бесящую ее усмешку в честной улыбке. Давай, Грета, рассказывай.
— Я бы тебя ударила, — если бы не твое бедственное положение.
— Мужчина остается мужчиной до тех пор, пока таковым себя ощущает. Так что ударь, не стесняйся. А еще лучше не трать время попусту. Или ты специально пришла в четыре утра дать мне по лицу? Кстати, собственно напоминание о моем положении и есть пощечина. Тебе легче?