Снаружи рвущийся, хрустящий треск. Анджела хватает Джека за руку.
– Что это?
– Дерево, – отвечает Джек. – Судя по звуку, на заднем дворе у Робишо. Даст Бог, им террасу не разбило.
Он снова начинает играть в самолет, на этот раз тот приземляется в рот Бастеру. Бастер откусывает кусок, с наслаждением жует.
– Джек, – спрашивает Анджела, – тебе обязательно возвращаться в магазин?
– Ага.
– Папа будет сторожить плохого дядю! – кричит Бастер. – Чтобы он не убежал! Я самолетик!
– Что да, то да, большой парень, – говорит Джек. И снова заходит бутербродом в пике на рот Бастера и ерошит его волосы, глядя на Анджелу серьезным взглядом.
– Детка, это тяжелая ситуация, и каждый должен принять участие. А кроме того, я буду с Кирком. На дежурство ставят пары друзей.
– А у меня друг – Дон Билз! – объявляет Бастер. – Он умеет быть обезьяной!
– Ага, – говорит Джек. – Он наверняка этому научился у своего папы.
Энджи прыскает, прикрывая рот. Бастер начинает издавать обезьяньи звуки и почесываться. Типичное поведение этого пятилетнего мальчика за обедом. Родители относятся к нему с безоглядной любовью.
– Услышишь сирену – бери Бастера и езжай, – говорит Джек. – Знаешь что? Если будешь беспокоиться, не жди сирены – езжай сразу. Возьми снегоход.
– Ты уверен?
– Ага. Тем более что чем раньше ты с Бастером там окажешься, тем лучше ночлег у вас будет. Туда уже едут люди. Я видел огни.
Джек кивает подбородком на окно.
– Ну, в общем, когда моя вахта кончится, будь здесь или там. Я тебя найду.
Он улыбается ей, и она, успокоенная, улыбается в ответ. Ветер завывает, и у них улыбки сползают с лиц. Еле уловимо, но слышен грохот прибоя. Джек говорит:
– Подвал мэрии будет наверняка самым безопасным местом на всем острове ближайшие двое суток. Я тебе скажу, сегодня прибой будет черт знает какой.
– Почему из всех дней этот человек должен был появиться именно сегодня? – спрашивает Анджела, не ожидая, конечно, ответа.
– Мам, а что сделал этот плохой человек? Вот опять – маленький кувшин с большими ушами. Анджела наклоняется и целует его.
– Украл луну и принес ветер. Хочешь еще бутерброд, большой мальчик?
– Ага! И пусть он тоже у папы летает.
В темноте возле «Рыбы и омаров» Годсо волны взлетают выше, чем когда-либо.
Маяк в темноте шторма виден неясным силуэтом, и вспышки его освещают только снежный хаос.
На перекрестке Мэйн-стрит и Атлантик-стрит – тьма. Ветер срывает с подвески погасшую мигалку, и она летит на конце своей проволоки, как закрученная катушка на нитке. Падает в глубокий наметенный на улице снег.
Темно и в офисе констебля, где за решеткой Линож сидит все в той же позе, с голодным лицом в раме чуть расставленных коленей. Он собран и сосредоточен, но на лице его все та же тень улыбки.