— Нравлюсь?..
— Ты — тоже! — выпалил Антон.— Я давно хотел сказать... сегодня...
И снова замолчал, разглядывая свои руки.
— Говори! — улыбнулась Юля.
В белом платье с тонкой бирюзовой ленточкой на шее, в бирюзовых сережках, с едва-едва, самую малость, подведенными ресницами и подкрашенными губами, на фоне массивного здания биржи и неба, полного воздушных шаров, она выглядела удивительно красивой. И очень взрослой. Настоящей женщиной. У Антона ком в горле застрял. Он не мог вымолвить ни слова.
— Ну же! — Юля требовательно нахмурилась.
— Я... Да. Ты ведь сама понимаешь...
Антону стало жарко. Он почувствовал, что краснеет.
— Хороший ты, Антон, парень, умный... — уже совсем другим тоном сказала Юля Виригина.
В этот момент на палубе с подносом в руках появился Валера. Первый красавец класса, единственный из парней в белом пиджаке. На подносе искрились фужеры с шампанским. Пузырьки в них щелкали быстро-быстро...
— Предлагаю выпить за наш непотопляемый одиннадцатый «б»! Налетай, торопись, пока пузырьки булькают!
Танцующие пары сбились с ритма, все потянулись к подносу.
— Хороший ты парень, Антон,— тихо сказала Юля.— Но совсем...
Она замолчала, подыскивая слово. Антон напрягся, опасаясь, что прозвучит что-нибудь очень обидное.
— ...не рыцарь! — произнесла Юля.
Вскочила и, придерживая подол, побежала к Валере с задорным возгласом:
— Валера, а где мои пузырьки?..
Рогов смотрел в открытое окно. Воздух — закачаешься. К вечеру зной спал, осталось одно ласковое тепло.
По Суворовскому гуляли нарядные девчонки.
Сзади них шествовали парни-одноклассники с бутылками пива. «„Балтика",— подумал Рогов.— А у этого вообще „Тинькофф" платиновый, етишкин кот!»
— Народу мно-ого-о. Задеть бо-оялся,—тянул Малышев. Губошлепа пытались разговорить Виригин с Любимовым.
— Хорошо, задеть боялся! — возмущался Любимов.— А почему не побежал за ним?..
— Да я побежал и то-гоо...
— Чего «того»? — еле сдерживался Жора.
— Зацепи-и-ился,— ответил за Малышева Рогов.
— Зацепился,— повторил Малышев.— И того...
— Чего «того»?!
— Растя-янулся-я... — продолжал дразниться Рогов.
— Растянулся,— подтвердил Малышев. Любимов угрожающе зарычал.
— Погоди! — остановил его Виригин и обратился к Малышеву.— Ты из какой деревни?
— Из Сосновки, товарищ майор,— неожиданно четко отрапортовал сержант. Очевидно, на этот вопрос ему приходится отвечать часто.
— Из Сосновки, говоришь... — Виригин обратился к сослуживцам.— Помните, маньяк-то этот, Рабинович, который старушкам груди отрезал,— тоже был из Сосновки. Земляк, значит...
— Да не, Макс,— возразил Рогов.— Ты забыл, мы «пробивали» тогда — в России полторы тыщи Сосновок. Тот был из Биробиджанской области.