Вся собачья жизнь (Ефремова) - страница 92

– Петр Алексеевич, ну а если допустить, что у Ганса могла быть эта самая дисплазия, что тогда Кузнецов стал делать? Ведь это в самом деле могло скандалом закончиться.

– Собаку свою он точно не стал бы травить. К собакам он относился гораздо лучше людей. Вязать бы точно не стал, но и не убивал бы. Только ерунда все эти ваши предположения. Не было у Ганса никакой дисплазии.

– Откуда такая уверенность? Слухи ведь на ровном месте не рождаются.

– Послушайте вы меня, – устало сказал Давыдов. – Только внимательно послушайте и постарайтесь вникнуть. Дисплазия – это не чумка. Она ни с того ни с сего не появляется. Это врожденная болячка. У немецких овчарок, к сожалению, бывает часто. Поэтому при племенном разведении обоим родителям обязательно делают снимки на дисплазию. Без них, да без заключения авторитетных ветеринаров овчарку в разведение не пускают. Если это, конечно, ответственные заводчики, а не разведенцы, которым лишь бы собачку повязать «для здоровья». Но с такими Юрка дела не имел. Он невест очень придирчиво выбирал.

– А ему-то какая разница? – искренне удивился Димыч.

– Была, значит, разница. Он за породу переживал. Да-да, не улыбайтесь. Есть еще фанатики. Я уже говорил вам, что Ганс был кобель очень породный, к тому же красавец редкий. И снимки на дисплазию ему делались неоднократно. Не было у него этой напасти. А самое главное, у предков его тоже не было. Это очень важно, болячка наследственная, может через несколько поколений проявиться. Ганс был очень ценным кобелем. Мог бы породу улучшить.

– Но щенки же остались.

– Остались, только мало. К тому же, не все щенки в помете суперпородные получаются. Бывают и средние и откровенно неудачные. Да еще в какие руки попадут. Двух щенков от Ганса за границу продали. Две очень удачные суки. Теперь заграничные питомники породу улучшают. А у нас из заметных только Райс остался. Очень хорошие крови. И щенки просто на удивление ровные получаются. Плембрака нет. Очень ценный кобель, невесты не зря в очередь записывались.

– Как он, кстати?

– Ожил! Не поверите, выправляется потихоньку. Не тот, что раньше был, конечно, но хоть есть начал. Колька с ним как с родным сыном прямо. А вы говорите. Не может человек, который так за животных переживает, никого убить. Жалостливый он.

Димыч сидел задумчивый, шарил взглядом по фотографиям на стене. Потом вдруг спросил:

– А этот приятель Рыбкина, что на тренировку приходил, больше не появлялся?

– Да вроде нет. Я не видел. Хотя погодите. Помощник мой, Володя, говорил, что парень какой-то тут крутился, Колю спрашивал. Может, он и был.