— Подождите здесь. Присаживайтесь, я сейчас, — сказал полицай, и вышел в смежную комнату, прикрыв за собой дверь.
Роман подошел к окну. Ага, так это и есть то самое окно со свастикой. Прыгать высоковато, да и прямо на улицу. Паршивая конспиративка, если это конспиративка. Но делать теперь нечего, будь что будет.
Открылась дверь — и на пороге появился человек в штатском, видать, еще совсем молодой, но с рыжими, по-крестьянски опущенными усиками:
— Роман?!.. — как бы остолбенел он.
Козорог оторопел: что-то уж слишком знакомое почудилось ему в этом невысоком парняге, но он все еще не верил своим глазам.
— Погоди, погоди… Мамочкин?.. Сережа? — сказал он неуверенно.
— Так точно, товарищ майор! Прибыл в твое распоряжение.
— Живой?!
— «Живой», — сказал кролик, оказавшись в чреве удава, — улыбнулся парень и загреб Романа. — Ах, попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети.
Ну, теперь уже никаких сомнений не было, что это тот самый младший лейтенант Сергей Мамочкин, с его странными иносказаниями, с его прямо-таки детской, совершенно неожиданной, как луч прорвавшегося сквозь тучи летнего солнца, улыбкой, тот самый Сережа, который когда-то ушел через нейтралку в неизвестность; и была такая радость встречи, словно они вовсе не на войне, а приехали друг к другу в гости, словно бы вовсе не дежурила тут совсем рядом смерть, хлопали тискали один другого, пока она не гаркнула где-то совсем неподалеку, приглушенная стенами, короткой автоматной очередью.
— Ну, Роман, ты в сорочке родился.
— В каком смысле?
— Да если бы это не я тут, ты бы отсюда не вышел.
— Понимаю, ждал другого?
— Ладно, это потом, — нахмурясь, сказал Мамочкин. — Я теперь Иван Егоров, запомнил?.. А это мой сродственник, — показал на стоявшего в сторонке полицая. — Степан Дубов. Я приехал к нему из деревни Боровики, это из-под Орши. Запомнил?.. А теперь, Степан… — Полицай понимающе кивнул, возвратил Роману пистолет и сразу же вышел из квартиры. — Мы с тобой вместе воевали и вот тут случайно повстречались. Подходит?
— А Степан в курсе, кто я?
— Знает, что мы с тобой воевали. С него достаточно. Не беспокойся, человек надежный. Садись, угощайся, для тебя приготовлен пир, — пододвинул Мамочкин Роману тарелку с картошкой. — Наконец-то разыскался. Всю ночь тогда просидел в нейтралке, в воронке. Сразу к своим при том салюте в мою честь было нельзя, схлопотал бы кусочек свинца. Утречком осмотрелся, до нашего передка недалеко, от немцев бугорок прикрывает. Оторвал кусок от сорочки — на автомат, сигналю, заметили, дали очередь — и тихо. Стемнело — вперед по-пластунски, привет, братцы славяне! Рассказал, меня в «Смерш», в штаб фронта, затем — в Москву. Я и про тебя все рассказал — оказывается, тебя там знают. Очень обрадовались. Ну а мне наушники, ключ — тренируйся. С радиоделом я еще раньше был в дружбе, в конкурсах участвовал, потренировался — зер гут. А тебя там здорово ценят, говорят, правильное принял решение.