— Сережу оставьте, Роман Маркович, — усмехнулся Березин. — Он такой же, как и вы. О вас мы долго ничего не слышали и вынуждены были продублировать на всякий случай. Свою задачу он выполнил.
— Сережа?!.. — вытаращил глаза Козорог. — Так что же это ты, Мамочкин-папочкин, и словом не обмолвился?.. Летчик! «На честном слове и на одном крыле».
— А ты, Рома, хоть одним словом?.. А я и правда, и летчиком-радистом был.
— Ну вот мы в основном, кажется, и познакомились, — сказал Березин, — перейдем к делу. Давайте сперва решим такой вопрос…
В этот момент в дверь условно постучались. Березин взглядом приказал Роману оставаться на месте (видимо, так было заранее условлено с Дубовым), а он и Мамочкин моментально тихо исчезли в другой комнате.
Это возвратился Степан Дубов, запер за собой дверь на ключ и сказал:
— Спокойно. Сейчас сюда зайдет мой кореш, дежурит он у биржи, сменится и зайдет. Пронюхал, зараза, что у меня есть самогон — дай опохмелиться, голова трещит. Не нравится он мне, во все щели нос сует: «Это не к тебе приходил власовец?» Пусть заходит, пусть тебя увидит тут, тебе ж еще не раз придется приходить сюда. Не теряйся, я ему быстро залью глотку — и коленкой под зад. Делай вид, что мы тут с тобой бухарили.
Возвратись в «лагерь» под вечер, Роман, как делал это всегда, решил прежде всего заглянуть к Фишеру и доложить, что он прибыл из краткосрочной отлучки. Дежурный офицер, хорошо знавший, что Роман теперь «правая рука» Фишера и запросто к нему вхож, пропустил его без предупреждения в строго засекреченную комнату.
Заложив руки за спину, Фишер стоял у развешанной на стене большей карты восточного фронта, расчерченной стрелами, утыканной разноцветными флажками, и хмуро вглядывался в нее.
— Простите, я только доложить, — сказал Роман, намереваясь тут же выйти. Он знал, что Фишер не любит, когда ему мешают размышлять у карты, видеть на ней то, что никому не позволено.
Вялым движением руки Фишер велел Роману остаться, а сам еще некоторое время продолжал вглядываться в карту. Закрыв за собой дверь и вытянувшись в струнку, Роман ждал. Наконец Фишер задернул шторкой карту, повернулся лицом к Роману, и тот удивился его виду: весь он был какой-то примятый, жалкий, будто его только что поколотили.
— Я к вашим услугам, мой шеф, — пристукнул каблуками Роман.
Фишер задержал на нем все еще отсутствующий взгляд, потом опустился на рядом стоящий стул.
— Наши войска в районе Орель-Бельгород снова выравнивают линию фронта, — сказал он, и трудно было судить сообщил он это Роману или просто подумал вслух.