— Нет, вы понимаете, господин майор, — говорил он развязно, заплетающимся языком, — эта девка, видать, возомнила, что я должен к ней бегать. Вы понимаете, что за народ эти бабы? Это у вас, немцев, совершенно правильно: кюхен, киндер, кирха, а они тут… Я ее… Виноват, мой шеф, простите, я, кажется, сегодня немножко перебрал. Но как вспомню — опять лагерь, эти фанатики, эти дураки… Нет, нет, но вы не подумайте, я готов, я всегда готов. Раз надо, значит, надо.
Ирину Роман, как и первый раз, снова увидел на улице, она тащила от колодца на коромысле ведра с водой, а два полицая волокли вдоль улицы всю оборванную девчонку. Вырвавшись из рук полицаев, она вдруг с безумной яростью набросилась на Ирину, выбила коромысло и вцепилась в косу Ирины.
— Ты чего, ты что, с ума сошла? — отбивалась Ирина. — Успокойся, Танька!
— Успокаиваешь?.. Чего ты меня успокаиваешь, зануда! Все воду носишь, потаскуха, обмывать своих ухажеров! Тебя небось не схватят, ты им нужна как подстилка. Да он уже бежит к тебе…
Роман и в самом деле бежал к Ирине помочь как-то унять эту крикливую девчонку, так как полицаи стояли себе в сторонке и хохотали. Схватил девчонку за плечи, оторвал ее от Ирины, и она сразу пришла в себя, притихла, захныкала.
— Ну что, сама будешь топать, аль опять на аркане? — спросил один из полицаев, кажется, тот, который здесь уже однажды встречался Роману. — Спасибо, начальник. Она бешеная.
— А в чем дело? Она что, больная?
— Ага, больна! На таких больных только землю пахать. Не хочет, лярва, в Германию, мы за ней который день охотимся. Ну, пошла!
Увели. Пошла покорно, опустив голову. Роман взял коромысло, ведра, сходил к колодцу, набрал воды и, взяв Ирину за руку, повел к ее двору. Ирина все еще никак не могла успокоиться, с пристоном всхлипывала, вытирая ладонью глаза.
— Ради бога, успокойся, прошу тебя. Угоняют девчонку, вот она и сорвала на тебе зло.
Ирина притихла, но как только они вошли в прохладную избу, рухнула на железную кровать и, повторяя: «Танюша, Танечка», заскулила, завыла.
— Ну что ты, в самом деле, не узнаю тебя: — Роман зачерпнул из ведра кружку воды… — Выпей и успокойся…
Она оттолкнула его, села на кровати, опустив голову. Сидела так минуту-две, молча глядя в пол. Роман хотел еще что-то сказать, но она, как бы почувствовав это, остановила его:
— Молчи, ты ничего не знаешь. Это она нарочно, Танечка, — горестно продолжала она. — Извини, Роман, я все же баба. А какая это баба без слез. Теперь нас всех досрочно старыми сделали. Пропала наша Танечка. Она все знает. Это она, чтоб меня не трогали. Мы ее недавно секретарем нашей подпольной комсомольской организации…