- Ну, я уверена, у них будут разные жены, - пошутила Готель.
- Touché[7], - задумчиво произнесла графиня, - хотя после того, что было между нами…, - добавила она и вдруг сменила тему, - вы знали, что все короли Франции были коронованы в Реймском соборе; все, кроме моего отца?
- Нет, миледи, я этого не знала.
- Я думаю уехать из Парижа.
- Вы ведь не оставите меня, дорогая? - посмотрела Готель на Констанцию и та, словно очнувшись от забвения, улыбнулась:
- Нет, дорогая. Конечно, нет. Просто я чувствую, словно задыхаюсь здесь.
- Я очень люблю вас, Констанция, - присела рядом Готель.
- Я знаю, знаю, - ответила та.
Они помнили, как встретились здесь на рассвете своей молодости, как проводили вместе ночи, и прошли через одну жизнь, общего любимого и мужа, стараясь при этом всегда держаться за руки.
- Готель, - окликнула подругу Констанция, когда та уже выходила.
- Да, миледи.
- Я пообещала девочкам пару ваших платьев, когда вы вернетесь.
- Конечно, - ответила Готель и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.
Теперь Готель шила реже. Вернее шила она часто, но не так искусно как прежде, для королевского двора. Если бы у неё были силы и здоровье на то, то безусловно; её былое мастерство приносило ей не малый доход, только сейчас она больше шила простой одежды для магазина или, к примеру, ту, что бесплатно относила рабочим собора. Её подводило зрение, годами порченое иголкой, а потому лишь по просьбе она шила то, что желали близкие или очень важные персоны. Каковыми кстати являлись Маргарита и Адель - дочери второй жены Людовика - Констанции Кастильской, умершей при родах в возрасте двадцати лет; так что старшая её дочь - Маргарита потеряла мать, когда ей было два года, а младшая - Адель вообще никогда своей матери не видела. И теперь Констанция проводила с ними свое свободное время и занималась с мини, пока весь двор ублажал своего единственного наследника.
- Вы должны приходить ко мне, - сказала Готель, с трудом откашлявшись на постели Клемана, - или позволить мне помочь оплатить вам ремонт дома. Это невозможно.
Она поднялась с постели, замотавшись в одеяло, как гусеница в кокон, и подошла к окну.
- Похоже, пошел снег, - констатировала она, присмотревшись в оконную щель.
Что касается Клемана, он готов был на все, кроме того, чтобы признать свою несостоятельность. Потому, начиная с этой зимы, они ночевали у Готель, хотя днем Клеман и проводил время у себя. Он даже начал ремонт своего дома следующим летом.
- Готель! Готель! - окликнул он её сверху, и та подняла голову выше, прикрыв рукой солнце, бьющее прямо в глаза, - я купил несколько новых досок для своей крыши, - похвастал он.