- Вас проводить домой? - заглядывала в изменившееся лицо подруги Агнес.
- Нет, - улыбнувшись, замотала головой Готель.
- Правда?
- Да, я должна извиниться перед Эмериком, - показав куда-то в сторону, пояснила Готель, - но вы обязательно заходите, моя дорогая Агнес.
Слишком уж долго Готель не позволяла себе мыслить о том. Слишком долго гасила в себе каждую, даже самую безобидную фантазию о ребенке. Но теперь, зная, как скоро всё может осуществиться, у неё больше не было ни сил, ни желания сопротивляться своей мечте. Она даже была готова отвести в этих фантазиях место Эмерику, ведь девочка, которая у неё появится, не станет плотником или каменщиком, а с каждым годом станет лишь ближе к ней - любящей её матери. А та, безусловно, смогла бы влюбить свою дочь и в Париж и в Сену, и в булыжную набережную с лавочками и круглыми мостами; открыть величие соборов и показать Христов венец в Сен-Шапель. Она бы передала ей свою французскую чувственность и итальянскую страсть, и, наконец, подарила бы ей имя, коих перебрала за дорогу к Эмерику в уме не мало: Иоланда, Кристина, Джульетта. В каждом из них был заложен кусочек общей мозаики. Каждое из них было прекрасно и мило. Каждое. Только бы родилась девочка.
- Эмерик! - окликнула Готель и постучала в дверь столь же массивную, как и её хозяин.
Подождав с минуту она хотела постучать вновь, но тут дверь с жутчайшим скрипом отворилась, а за ней оказался мужчина того же склада и лет, но не Эмерик.
- Добрый день, месье, - отклонилась девушка назад, - здесь ли живет месье Бедоир?
Мужчина исчез в глубине дома, откуда вскоре послышался его хриплый бас и какой-то шум: "Эмерик. Эмерик! Вставай, пьяная скотина. К тебе пришла дама".
Эмерик вышел на улицу, протирая лицо ото сна, всеми силами стараясь собраться с мыслями и выглядеть соответствующе своей прекрасной гостье.
- Я вовсе не хотела тревожить вас, мой милый друг, - залепетала девушка, - лишь извиниться за вчерашнее. Я очень прошу простить меня, ибо я, несомненно, была не в себе.
Эмерик поморщился и еще сильнее потер руками голову и затылок:
- Простите за бестактность, мадмуазель, но я совершенно не помню, чтобы мы с вами вчера встречались, - проговорил он, и в течение их недолгого разговора еще несколько раз тяжело вздыхал и разводил руками, - я, честно признаться, больше не знаю что и сказать.
Было ли это правдой, и Готель начинала сходить с ума, или Эмерик всё же заглянул в ящик Пандоры и, вдобавок к безучастию к себе, не увидел там ни одного ростка, кроме теней окутывающих её душу. Но больше он не приходил к Готель.