Крамер был убежден, что все зависит от чтения. Благодетели, пополняющие библиотеки в миссиях, всегда имеют неисчерпаемые запасы подержанных книг Агаты Кристи. Убийцы такого типа чувствуют себя обязанными играть главную роль в разыгрываемой сложной партии. Они уделяют много внимания алиби и отпечаткам пальцев. На все у них готовы ответы. Часто не щадят сил, чтобы избавиться от трупа. Но все равно в конце концов им не уйти от встречи с полицией, или в открытой схватке, или под прикрытием ложных версий. И подозрение падает на них прежде всего потому, что уж слишком они скрывают свою какую-бы то ни было связь с преступлением. И даже если им удастся представить себя невинной жертвой, они никогда не уверены, что не раздастся вдруг над ухом глас закона, потому что где-то чей-то пес выкопает из песка запретную кость.
Для совершенного убийства ничего этого не нужно. Совершившему его нет нужды оставаться в стороне от случившегося — просто потому, что он абсолютно уверен, что никто никогда ничего не узнает. Он может беззаботно забросить ключи от загадки, потому что ей никто заниматься не будет. Он и думать не будет о полиции, а она — о нем. Всего лишь никому ничего не говорящее имя появится в колонке траурных объявлений в «Газетт». Ибо его прикрытие — естественная смерть. Педант, конечно, может настаивать на том, что некоторый риск есть всегда: ведь даже муж, заделавший жене ребенка, тоже не может быть гарантирован, что не родится монгол. Дело в обоих случаях в вероятности, в количестве шансов. Вероятность, что не родится монгол, гораздо меньше, чем вероятность, что врач усомнится в своем собственном диагнозе о смерти от длительного хронического заболевания — и в миллион раз меньше вероятности, что профессионал — владелец похоронной конторы в запарке вдруг перепутает трупы.
Итак, схватка все-таки начинается.
— Ну, Джордж, должен признать, хорошенькую штучку ты подложил мне на этот раз, — заметил Крамер, чувствуя, как кровь интенсивнее забегала по его телу.
— Спасибо, — тихо отозвался Аббот. Он заканчивал третий стакан и чувствовал себя уже гораздо лучше.
Крамер воспрянул духом, сердце забилось сильнее. Он был похож на человека, к которому пришла любовь: чувствовал себя невесомым, рвался на подвиги и был к ним готов. Жаждал добраться до убийцы и задать ему… Но жизнь научила его в таком состоянии быть особенно осмотрительным. Поэтому он остался сидеть, продолжал беседу, прикидывал, что к чему и старался быть любезен с Джорджем, который, хотя и говорил по-английски, был неплохим парнем.