Тут уж девушка удивилась:
— Я и говорю — первое июля тысяча девятьсот сорок первого года.
— Правда?!
Внезапно Александр услышал странный незнакомый гул, идущий откуда-то сверху. Гул был натужным и ничего хорошего живущим на земле не обещал. Он предупреждал: «Везу-у, везу-у-у…»
Александр поднял голову и увидел идущие ровным строем звенья тяжело груженных самолётов, по-видимому — бомбардировщиков, сопровождаемых юркими истребителями.
Олеся проследила за его взглядом и тоже увидела самолёты:
— Опять летят!
— Кто «летят»?
— Да самолёты ж фашистские! Города русские бомбить полетели! А наших самолётов что-то не видно! Кто же остановит эту чёрную силу? — с горечью в голосе проговорила она.
И это заставило Александра поверить в страшную, неправдоподобную, но реальность. Шок и столбняк! Так сильно его никто в жизни не удивлял.
— Вы не контужены, товарищ? — участливо поинтересовалась девушка.
— Был взрыв, куртку посекло, а на мне — ни царапинки, — честно ответил он.
— А, понятно! Вот вы всё и забыли. Сами-то откуда будете?
— Из Москвы.
— Из самой столицы? И Сталина видели?
— Нет, только на фотографиях.
— Да что же мы в дверях стоим, вы же, наверное, есть хотите? Проходите в избу!
Александр прошёл в комнату. Обстановка бедноватая: кровать с панцирной сеткой и никелированными шишечками, домашний коврик на полу и уж совсем древний круглый репродуктор в углу.
Вошла девушка, неся крынку молока и каравай хлеба.
— Вы уж извиняйте, товарищ москвич, разносолов у меня нет — чем богата…
Она налила в кружку молока, отрезала ломоть хлеба.
Особо есть Александр не хотел, но, учитывая обстоятельства, решил подхарчиться — ещё неизвестно, когда придётся поесть в следующий раз.
Молоко оказалось очень вкусным: густым, с толстым слоем сливок вверху, да и хлеб отличный — с хрустящей корочкой.
Александр выпил всю крынку, умял половину каравая; смахнув крошки со стола в ладонь, закинул в рот.
— А что сейчас в мире творится, где фронт?
— Отступают наши, по всем фронтам отступают. Говорят — немцы Борисов взяли и Бобруйск.
— Это далеко отсюда?
— Двести километров в сторону Москвы. Мы в немецком тылу уже.
— Немцы здесь были?
— Чего им тут, в болотах, делать? Они по дорогам прут. Я их не видела даже.
— Даст Бог — и не увидишь.
— Я комсомолка, и в Бога не верю.
— А зря! Только в него и можно верить, остальные врут.
Девушка обиженно поджала губы.
— Ну а власть у вас в районе какая-нибудь есть?
— Не знаю. Отца в армию неделю назад забрали, про Пинск не слышала ничего.
Александр сидел в полной растерянности. Ладно бы контузия была, а то ведь — сорок первый год! А может, девушка ненормальная, а он ей поверил…