Алик подбежал ко мне и обнял за плечи:
— Ты как? В порядке?
— Нет, — замотала я головой. — Он сказал, что лекарство не действует; тогда мы, получается, обречены.
— Ты же сама просила меня быть оптимистом.
— Ученые в лазарете перегрызли себе глотки, — указала я на монитор, показывающий медблок.
— Но мы-то еще живы!
— Как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше. Агрессия пропала. Дай-ка сюда то лекарство. Мне кажется, оно помогает.
— Держи.
— Надо готовить результаты и выбираться отсюда.
Через два часа мы стояли перед железными воротами.
— Не велено никого выпускать! — отрицательно качала головой вахтерша. За ней стояли двое парней с автоматами наперевес.
— Но мы завершили проект! — возразил Алик.
— Вот и связывайтесь со своим начальством. А я приказ нарушать не буду!
— Так свяжитесь с ним! У нас все провода повреждены, а сотовый телефон не берет! — возмутилась я. — Скажите, что мы изобрели противоядие!
— А ну марш туда, откуда пришли, тунеядцы!
— Дура! — взревела я и кинулась вперед.
Бабулька отпрянула назад, охранники вскинули автоматы, но сильные руки Алика оттянули меня назад.
— Пошли, Марина, — прошептал он мне на ухо. — Пошли отсюда.
Засекреченная лаборатория,
два месяца двадцать дней спустя, 12.00
Вернувшись в исследовательские лаборатории, мы сожгли тела умерших в маленьком крематории, оборудованном для уничтожения зараженной одежды и трупов животных, провели полную дезинфекцию помещений и принялись ждать.
За нами так и не приехали, зато сегодня ворвались в поисках крови зараженные охранники и вахтерша. Я и не подозревала, что, когда хочешь жить, можешь так легко убить.
Когда мы стали оттаскивать трупы в крематорий, из вентиляционных шахт пошел странный газ.
— Что это? — испугалась я.
— У меня такое чувство, что это «вирус агрессивности» в больших концентрациях, — пробормотал Алик. — Кажется, в наших жизнях не заинтересованы. Зато им интересно, вырабатывается ли на этот вирус иммунитет.
— И что ты думаешь по этому поводу?
— Время покажет, — пожал плечами Алик.
Засекреченная лаборатория,
три месяца спустя, 12.00
Оказалось, что повторное заражение возможно. Причем протекает оно в еще более тяжелой форме. С каждым днем мы становились все агрессивнее и агрессивнее. Хотелось всех убить, раздавить, уничтожить.
Мы прекратили спать с Аликом в одной постели. Мне стало страшно поворачиваться к нему спиной; когда он входил в комнату, я напрягалась. С каждой минутой нервы натягивались как струна. Я прямо чувствовала, как доводит вирус мой организм до предела.
— Марина, — обернулся ко мне бледный Алик. — Можно тебя попросить пристрелить меня, если я на тебя нападу. Я не могу позволить себе убить любимую.