Выяснить ничего не удалось. Микешка куда-то исчез, словно сквозь землю провалился. Соколов узнал только одно: утром на верфь приходил Петр Бакаулин и о чем-то долго толковал с караульным. В крепости ни Петра, ни Микешки не нашли. Соколов приказал обшарить все окрестности острога, но поиски были напрасны.
Брат Петра, Григорий Бакаулин, на расспросы Соколова разводил руками.
— Я Петру не нянька. Куда он девался, не ведаю. Об чем они с Микешкой разговоры разговаривали — тоже не знаю. Ежели Петра украли ламуты, туда ему и дорога!
Соколову было известно, что неделю назад промышленные перессорились. Ввиду того, что торговля спиртным в остроге была запрещена, а в ламутские стойбища ехать никто не решался, промышленные от безделья затеяли дележ мягкой рухляди. При дележе Петр Бакаулин отвесил Щипицыну здоровую оплеуху. За Щипицына вступился Григорий. Разнимали драку всем острогом. Соколов не сомневался, что Григорий не испытывал к Петру особых братских чувств и, если бы ему было что-то известно о нем, выложил бы как на духу.
Щипицын тоже ни о Петре, ни о Микешке ничего не знал.
— Экое несчастье-то, Кузьма, — выражал торговец притворное сочувствие Соколову. — И надо же, чтоб погода такая выдалась. Сушь кругом, трава — будто порох. Стукни, кажись, каблуком — вмиг вспыхнет. Легко было ламутам поджог устраивать.
— Ты тоже думаешь, что это ламуты?
— А то кто же еще? В крепости все об этом говорят. Что ж теперь тебе будет-то, Кузьма? От воеводы якутского не скроешь, что верфь не уберег. Поди, отзовут тебя, да еще в тюрьму кинут. У воеводы рука тяжелая.
Щипицын открыто злорадствовал. У Соколова не раз мелькала мысль: уж не Щипицын ли с промышленными ему отомстили? Однако у них вряд ли хватило бы духу встать поперек дороги делу государеву: в случае, если бы что-то открылось, им грозила смерть. Доказательств у Соколова никаких на то не было, кроме подозрительного поведения пропавшего Петра Бакаулина.
— А ты не томись, мил человек, — сдержанно ответил он Щипицыну. — Лесу в тайге много, приплавим заново.
— Ну, ну, удачи тебе, Кузьма, — ядовито усмехнулся Щипицын.
Соколову предлагали готовить карательную партию. Сил в остроге хватило бы, чтобы смирить край. Однако Соколов медлил.
Он собрал круг.
— Братья казаки! — начал он. — Ведомо вам, что старший ламутский князец Шолгун договорился с воеводой о вечном мире?
— Ведомо! — ответили казаки. — Однако не мы мир нарушаем. То Шолгун рушит договор.
— То не Шолгун, — сказал Соколов. — То беглый атаман князец Узеня тайгу мутит. Чую я, что если бы то был Шолгун, ламуты уже давно подступили бы к крепости. Поеду я к Шолгуну, спрошу, почему ламуты слова не держат. Ежели не договоримся, тогда выступим оружно.