— Что? — встрепенулся Данилка.
— Говорят, что ты сам, без всякого повода, расстрелял людей.
Так вот в чем дело! Теперь все становилось ясно. Данилка знал, что в ревкоме есть люди, еще недавно боровшиеся на стороне восставших. Их ввели в ревком для того, чтобы успокоить страсти, гарантировать безопасность разоружившимся бандитам. Не удивительно, что они клевещут на него. Но как мог комбриг, его товарищ, поверить им!
— Я знаю, кто говорит в ревкоме. Ты тоже знаешь этих людей…
— Знаю. Да не в этом дело… Очень жаль, Чирков, но я вынужден арестовать тебя.
Данилка вскочил возбужденный, красный:
— Этого я тебе, комбриг, никогда не забуду. Пошел на поводу у контры, поверил сволочам…
— Молчать! — возвысил голос Семенов. — Ты что — угрожаешь?
Вызвав конвой, жестко бросил:
— Арестованного увести!
Положение создалось действительно трудное. Слух, пущенный в Темясово, быстро пополз по деревням всей округи. «Расстреляли людей без суда, — говорили шептуны, переходя от одного к другому. — Вот как большевики держат слово. Смотрите, завтра и с нами то же будет». Участники мятежа, разоруженные и отпущенные на свободу, настороженно вслушивались в провокационную болтовню.
Возбуждение росло, волнами докатываясь до ревкома. А там были люди, жадно ловящие всякую возможность обострить обстановку, а заодно и отомстить Чиркову — еще свежи были у них воспоминания о Баймаке, при взятии которого он отличился.
Валидовцы, пробравшиеся в ревком, рассылали своих агентов в деревни и села. «Расскажите людям, кто истинный защитник их интересов, — наказывали они. — Пусть готовятся и ждут сигнала. Будем бороться с большевиками до конца». В ревкоме они требовали крови Чиркова.
— Надо расстрелять Чиркова, чтобы успокоить массы.
Особенно упорно уговаривали они Семенова:
— Если не накажешь Чиркова, ни за что поручиться не можем. Смотри, как бы не началось все сначала.
Угрозы и резкие обвинения обрушились и на голову Семенова: зачем без ведома ревкома отправил арестованных в Стерлитамак?
Семенов ссылался на чрезвычайные полномочия, но это только подогревало страсти. Комбрига, удачно руководившего боевыми операциями против повстанцев, ненавидели не меньше Чиркова. От него настойчиво добивались, чтобы он отдал под суд товарища. Расчет был ясен: этот поступок подорвал бы авторитет Семенова и Советской власти в массах.
«Вы дали слово никого не карать за участие в восстании, а сами расстреляли семнадцать человек! — говорили ему. — Где гарантия, что завтра мы не услышим о новых жертвах?» — «Но ведь их бы и пальцем не тронули, если б они не попытались бежать. Нельзя этого забывать, товарищи! Не виноват Чирков! Каждый из вас на его месте вынужден был бы поступить так же», — защищался Семенов. «Пойди теперь докажи, что не виноват, когда все только и говорят, что Чирков саблями порубил арестованных». — «Кто это говорит — повстанцы, бандиты?» — «Да хоть бы и повстанцы. Ты смотри в корень, Семенов. Некогда теперь дискуссии разводить. Мы тут разговариваем, а там сабли точат…»