— Ах, как я огорчена, ханум, как мне неловко перед вами… — затараторила Мехри Борунпарвар, появляясь в дверях гостиной.
— Избави бог, ханум, не случилось ли какого несчастья?
— Клянусь если не вашей драгоценной жизнью, то жизнью ваших детей, я так волновалась, так спешила поскорее закончить дела в этом проклятом благотворительном обществе! Ах, мне безумно хотелось навестить вас! Бог свидетель, от тоски моё сердце превратилось в пепел.
— Полно, дорогая ханум, зачем так убиваться! Мы же отлично знаем, как вы заняты. Разве люди оставят в покое такого бесценного ангела? Все надеются на вас. И они правы: на кого же ещё им рассчитывать?
— Поверьте, я чувствую расположение ко мне дам, но всё же дела доводят меня до отчаяния, особенно это проклятое благотворительное общество. Из-за нескольких сироток я не знаю ни сна, ни отдыха. Мне, конечно, жаль бросить их на произвол судьбы, но и себя не хочется забывать. И в результате я не имею покоя ни днём ни ночью. В гости по-человечески сходить не могу. Вечно опаздываю на час, а то и на два. Вот и сейчас я чувствую себя неловко перед такой прелестной и уважаемой дамой, как вы…
— Что вы, что вы, дорогая ханум, мы только приступили к делам, вы пришли как раз вовремя. Надеюсь, муж и дети не ждут вас скоро? Тогда и огорчаться нечего.
— Ах, что бы вы ни говорили, я всё равно не нахожу себе оправдания, — вздохнула Мехри Борунпарвар. — Но клянусь вашей бесценной жизнью, я ничего не могла поделать! Сегодня день стирки в нашем заведении, и, если бы я не стояла над душой у этой дряхлой старухи, одному богу известно, как бы она выстирала детское бельё! Что поделаешь, за всё сердце болит. А потом качались неприятности в пути. Ах, я так спешила к вам, так всю дорогу торопила Ядолла, моего шофёра, что он буквально терял голову! На перекрёстке Мохбер-од-Доуле чуть не задавил оборванного старика в очках, а на Пехлеви — девочку лет двенадцати с корзиной зелени на голове. Правда, не случилось бы большой беды, если бы он их и задавил. На свете стало бы меньше одним бестолковым стариком и одной несчастной девочкой, только и всего. А вот я потеряла бы минимум десять-пятнадцать минут: пришлось бы давать полицейскому домашний и служебный адрес мужа, номер нашего телефона! Слава богу, мы всё же доехали быстро, и я, кажется, застала всё общество. И дорогая Махин ещё здесь! Ах, милая Махин, клянусь богом, в мыслях о тебе я иссушила своё сердце, и оно стало вот таким… — произнеся последние слова, ханум Мехри Борунпарвар показала кончик своего мизинца и улыбнулась, как бы выражая этим нежные чувства к самой очаровательной гостье из всех молодых женщин, собравшихся в просторной, блещущей великолепием гостиной ханум Доулатдуст.