Ким вспомнил, что однажды на даче отец горячо говорил о том, что мы слишком беспечны, что по-настоящему не готовим молодежь к защите своего государства. Его брат, Дмитрий, преподаватель географии, грузноватый человек с мягкими, какими-то женственными манерами, столь же горячо ему возражал.
— К чертям абстракции! — громыхал отец, всегда закипавший гневом уже в начале любого спора. — Ты посмотри на своего Витальку! Какой из него боец! Форменная балерина! Его три года надо стругать, чтобы бойца выстругать.
— Впрочем, милый Федор, не в укор будь сказано, твой умнейший наследник тоже не из богатырей, — осторожно, боясь обидеть Макухина, напомнил Дмитрий. — Примеры, извини меня, вовсе не типичные. Твой сынок, не преувеличивая, будущий Лобачевский, а мой, как ты сам неоднократно подмечал, — прирожденный актер. Виталий и не собирается избирать военную карьеру.
— Избирать! — вскипел Макухин. — Избирать, черт бы вас всех побрал! И это говоришь ты, почти профессор! Грядет час, ударит колокол, так пусть твой Виталька хоть пророк, хоть трубочист — все одно в строй! А он к прикладу винтовки отродясь своим нежным плечиком не притрагивался.
— Прости меня, — возражал Дмитрий, — но ты истинный, ну прямо-таки законченный Марс. Бог войны. Ты зовешь маршировать чуть не с колыбели. Этак мы отнимем у наших мальчиков юность.
— Юность — пора возмужания, а не слюнтяйства и веселых хохмочек, — не сдавался Макухин. — На манной кашке вырастают хилые бездельники.
— Кроме того, милейший мой Федор, — еще нежнее продолжал Дмитрий, — если мы развернем небывалую военную подготовку — что о нас скажут за рубежом? Нас и без того день и ночь склоняют как людей, даже во сне видящих в своих руках весь земной шар. Иностранная пресса завопит о красном милитаризме, нас, избави бог, начнут сравнивать с Гитлером и…
— А мне начхать с высокой горы на то, что они там о нас скажут! — взорвался Макухин, не дослушав брата. — Как вы все этого боитесь — что скажет княгиня Марья Алексеевна? Неужто не ясно: что бы мы ни делали, ничего хорошего они о нас не скажут! И чем лучше и правильнее мы будем поступать, тем отборнее и злее будет их брань! Им социализм — как красный лоскут перед быком!
Сейчас, в эти минуты, Киму особенно отчетливо вспомнился этот спор, хотя он и не знал, чем он закончился: спешил на занятия математического кружка. Тогда, до армии, он не придал этому разговору особого значения и даже не стал вмешиваться в него, тем более что отец даже в тех случаях, когда бывал не прав, отстаивал свои позиции до конца и никогда не признавал себя побежденным. Теперь же Ким бесповоротно принял сторону отца. Да, кем бы ты ни был — ученым или поваром, артистом или землекопом, — по сигналу тревоги ты обязан стать в строй и взять в руки винтовку.