— Правильно, нарушил, — сокрушенно согласился Ким. — И главное, вас подвел, товарищ младший лейтенант. Вот этого себе никогда не прощу.
Искренность Кима смягчила суровость Жердева.
— Может, все-таки есть оправдательные причины? — с надеждой спросил он.
— Никак нет, товарищ младший лейтенант. Во всем виноват я сам, — твердо сказал Ким, заранее решив ни за что не рассказывать ни о происшедшей с ним истории, ни о девушке, у которой он забыл спросить даже имя.
— С отцом-то хоть переговорили? — хмурясь, спросил Жердев.
— Переговорил.
— Дома все нормально?
— Нормально.
— Хорошо, идите спать, — приказал Жердев. — Утро вечера мудренее.
Утром на построении Жердев объявил курсанту Макухину трое суток ареста. И конечно же не сказал о том, что сам получил выговор от командира дивизиона.
Майор Орленко неторопливо, прищурив глаза от солнечных лучей, врывавшихся в окно, просматривал паспорт и удостоверение Легостаева.
— Так, ясно. Легостаев Афанасий Клементьевич. Конкретно, художник. Удивительно: фамилия у вас.
— Фамилия у меня, можно сказать, редкая, — перебил Легостаев.
— Не согласен, — возразил Орленко. — Конкретный пример: у нас в отряде служит Легостаев. Лейтенант Легостаев, начальник заставы. Однофамилец?
— Сын, — улыбнулся Афанасий Клементьевич.
— Так что ж вы сразу не сказали? — оживился Орленко. — Выходит, в гости к сыну?
— Если позволите.
— Ну, естественно, какой разговор. И творческие замыслы имеются?
— Как сказать, — замялся Легостаев. — Откровенно говоря, нет. Я ведь на денек-другой. К сыну вот потянуло…
— Жаль, — вздохнул Орленко. — Очень жаль. Конкретно, схватка пограничников с группой диверсантов. Позавчера, тепленький факт. Наши бойцы, товарищ Легостаев, просятся на полотно.
— Сейчас на границе, наверное, не до художников, — сказал Легостаев.
— Когда гремят пушки, музы молчат? Устарело. А с картинами вашими я знаком. В Москве на выставке доводилось смотреть. И репродукции в «Огоньке». Конкретно рисуете.
— Было такое, — горько усмехнулся Легостаев. — Было…
Легостаев не собирался бахвалиться, но как-то само собою вырвалось воспоминание об Испании. Орленко искренне удивился, узнав, что Легостаев — летчик, орденоносец. Он с ходу уговорил его перед отъездом рассказать офицерам отряда о боях в Испании.
— Это же сейчас во как необходимо! — Он ладонью чирканул себя по шее. — Злободневная тема! — И тут же схватил трубку полевого телефона: — «Березка»? Кто? Ты, Легостаев? Везучий ты! Тебе ночью ничего не приснилось? Не спал еще? А вот тебе не сон, а конкретный факт: у меня в кабинете батя твой сидит. Не понял? Батя, говорю, отец! — Орленко подмигнул Легостаеву: — Не верит! Не может, говорит, этого быть. — Он снова зашумел в трубку: — Ты что это, юноша, начальству не веришь? Всыплю я тебе при встрече! Трубку передаю. Бате, говорю, передаю трубку.