— Предположим, что это правда, — поправил Макухин.
— Ты так легко оказываешь в доверии сыну? — насторожился Бочаров.
— Я верил ему, как самому себе, — горячо ответил Макухин и тотчас же добавил: — Верю…
— Вот видишь. Значит, начнем с предположения. А чтобы оно стало доказательством, нужно время. Вижу, что происходит с тобой. Но напрягись, выдержи, дьявол тебя забери. Ты же умеешь выдержать. Я наведу справки, сделаю все возможное. Не гарантирую, конечно, сам знаешь, что происходит на фронте. Но попытаюсь.
— Спасибо, — голос Макухина дрогнул.
— За что спасибо? — горько усмехнулся Бочаров. — Одно повторяю: держись. Сейчас у каждого свое горе. Мой Витька тоже в Действующей. И с июня — ни одного письма.
— Что узнаешь, сообщи, — Макухин задержал руку Бочарова в своей, — не томи.
— Не совестно тебе, Федор? — укорил Бочаров.
— А газету оставляю, — не оправдываясь, продолжал Макухин. — И прошу, Артем, — тут он поперхнулся, будто в горло попала сухая хлебная крошка, — одним словом, в этом деле не смотри, что мы друзья…
— Об этом мог бы и не говорить, — остановил его Бочаров. Он обнял Макухина за плечи, со спокойной мудростью посмотрел в глаза, как бы давая понять, что в любых испытаниях остается таким же надежным и верным другом.
Попрощавшись с Бочаровым, Макухин хотел было вернуться в редакцию, но уже в машине почувствовал нестерпимое жжение у сердца.
— Давай-ка, Дмитрич, домой, — сказал он шоферу, и машина свернула на Кузнецкий мост.
Войдя в подъезд, Макухин с трудом, останавливаясь на каждой ступеньке, поднялся на второй этаж и, позвонив, обессиленно прислонился к косяку двери.
— Ты? — удивленно спросила Ольга Афанасьевна, не привыкшая к ранним возвращениям мужа, и тут же, увидев его посеревшее лицо, ахнула: — Сердце?!
— Без паники, Ольга. — Опираясь на ее плечо, Макухин переступил порог. — Полежу часок и — порядок.
Ольга Афанасьевна уложила его в постель, поставила горчичники, приложила грелку к ногам.
— Машина вернется через часок, — сказал Макухин. — Я Дмитрича обедать отпустил.
— И не выдумывай! — рассердилась Ольга Афанасьевна. — Выпровожу я твоего Дмитрича. О редакции сейчас забудь! Горазд ты, Феденька, шуточки выкомаривать. — Она присела рядом и, всмотревшись в его будто окаменевшее лицо, всполошилась:
— Случилось что, Феденька? Вижу, что беда стряслась, вижу! Может, с Кимушкой что?
«Материнское сердце не обманешь», — обреченно подумал Макухин.
— Не паникуй, Ольга. — Макухин попытался произнести эти слова как нечто заученное, спокойно и даже бесстрастно, но голос предательски осекся и тут же повлажнели глаза.