— Да что ты расшаркиваешься, — удивился Артем Григорьевич. — Мы же старые друзья, давай без церемоний.
Макухин аккуратно свернул газету, положил ее в красную папку, с которой обычно ездил с докладом «наверх», и вышел из кабинета. Встревоженная Фаина проводила его до лестничной площадки.
— Если задержусь, скажи Веретенникову, чтобы подождал, — наказал он Фаине, досадуя на себя за то, что уезжает из редакции, не переговорив со своим заместителем.
Машина помчала Макухина по улицам Москвы, но он не замечал сейчас ни самих улиц, ни их тревожной, полной военных забот жизни, даже шофера, который, приметив настроение Макухина, всю дорогу молча вертел баранку.
Артем Григорьевич Бочаров, ответственный работник НКВД, с которым Макухин воевал еще на колчаковском фронте, встретил его с тем же неизменным радушием, с каким встречают верных и желанных друзей. Дел у Бочарова, как и всегда, было по горло, но ради Макухина он отложил их в сторону.
— Что с тобой, Федя? — встревоженно спросил он Макухина, едва тот появился на пороге. — Да на тебе лица нет. Постарел, сгорбился…
— Ничего себе комплиментики, — преодолевая боль в сердце, попробовал усмехнуться Макухин. Но усмешка получилась столь горькой и страшной, что Бочаров, приготовившись ответить на его ворчание шуткой, осекся.
Они уселись на диван, и Макухин как-то несмело и даже отчужденно отодвинулся от Бочарова и, раскрыв папку, протянул ему сложенную вдвое газету.
— Читай, — только и сказал Макухин.
Прежде чем читать, Бочаров вновь с изумлением поглядел на Макухина, как бы узнавая и не узнавая его, хотел что-то сказать, но взгляд у Макухина был таким отрешенным и непреклонным, что он тотчас же приник к газете, позабыв про очки.
Прочитав, Бочаров уже без удивления посмотрел на Макухина.
— Ты прости, Федор, — негромко сказал он, понимая, что не найдет слов, которые могли бы в эти минуты утешить Макухина. — Прости, что я балагурил. Не знал ведь.
Макухин молчал. Собственно, он приехал сюда, к своему старому другу, вовсе не для того, чтобы искать у него защиты или хотя бы моральной поддержки. Он хорошо понимал, что никто сейчас при всем желании не сумеет защитить его — он и сам не смог бы защитить себя. Макухин, отправляясь к Бочарову, хотел лишь рассказать о случившемся, чтобы избавить себя от мучений, которые были бы во сто крат тяжелее, если бы он сидел и ждал, пока ему сообщат о сыне те самые люди, которые должны все узнать от него самого.
— Предположим, что это провокация, стремление скомпрометировать редактора советской газеты, — начал Бочаров.