Снова «Призрак» рванулся вперед и помчался фордевинд. Два часа Джонсон и Лич гнались за нами. Мы ложились в дрейф и снова убегали вперед, а маленький парус за кормой то взлетал к небу, то проваливался в пучину. Вскоре новый дождевой шквал скрыл его от нас своей густой пеленой. Больше лодка не показывалась. Ветер разогнал облака, но жалкого лоскутка не было видно на возмущенной поверхности океана. На миг мне показалось, что я вижу среди волн черное дно лодки. Это было все. Труд жизни для Джонсона и Лича был окончен.
Матросы продолжали толпиться на шканцах. Никто не уходил вниз, никто не произносил ни слова. Люди избегали смотреть друг на друга. Но Вольф Ларсен не дал им долго раздумывать. Он сразу же вернул «Призрак» на надлежащий курс, направляя его к промыслам, но отнюдь не к порту Иокогамы. Теперь, переставляя паруса, матросы работали вяло и с их уст срывались глухие проклятия. Не так держали себя охотники. Неунывающий Смок рассказал какой-то анекдот, и они спустились на кубрик, покатываясь от хохота.
Ко мне подошел спасенный нами машинист. Лицо его было бледно, губы подергивались.
— Ради создателя, сэр! Что это за судно? — вскричал он.
— У вас есть глаза, и вы видите сами, — почти грубо ответил я, так как сам в эту минуту был слишком удручен и обеспокоен.
— Где же ваше обещание? — обратился я к Вольфу Ларсену.
— Давая обещание, я и не думал брать их на борт, — ответил он. — Как бы то ни было, вы согласитесь, что, действительно, я их «и пальцем не тронул».
Я ничего не ответил. Я не мог говорить. Мне надо было продумать все случившееся. Я чувствовал на себе ответственность за женщину, спавшую в это время в запасной каюте, и единственное, что я ясно сознавал, было то, что я не должен действовать опрометчиво, если хочу быть чем-нибудь полезен ей.
Конец дня прошел без событий. Легкий шторм, «промочивший нам жабры», начал стихать. Машинист и трое его товарищей после теплого разговора с Вольфом Ларсеном получили снаряжение из судового склада. Их распределили между охотниками по различным лодкам, назначили им вахты на шхуне и велели устроиться на баке. Они шли туда неохотно, не смея, однако, громко протестовать, — они уже успели ознакомиться с характером Вольфа Ларсена. А истории, которые им тотчас преподнесли на баке, окончательно отбили у них охоту к бунту.
Мисс Брюстер, имя которой мы узнали от машиниста, все еще не просыпалась. За ужином я попросил охотников понизить голоса, чтобы не потревожить ее. Она вышла к нам лишь на следующее утро. Я хотел подать ей еду отдельно, но Вольф Ларсен запретил это. «Кто она такая, — сказал он, — чтобы гнушаться столом и обществом кают-компании?»